— Какое отношение все это может иметь ко мне?!

— А вот послушайте, — терпеливо произнес Савелий. — Насколько мне известно, вы не прекратили своих отношений с мадам Папье. А это очень эксцентричная особа. Дело в том, что она тоже посетила в тот день своего бывшего супруга. И я не исключаю, что именно она его и отравила…

— Вы забываетесь, господин Родионов! — выкрикнул Дидро.

— …Во всяком случае, у полиции будет возможность выяснить это совершенно точно. Так что вы скажете на это?

Дидро взял тряпку и без всякой надобности вновь стал протирать руки. Темно-синее пятно на тыльной стороне ладони поддавалось плохо. Смочив тряпку слюной, он попытался оттереть его, но не тут-то было — просто растер кожу до красноты.

— Хорошо, — он отшвырнул тряпку, — я расскажу вам все! Мои неприятности начались с того, что я влез в очень большие долги. Действительно, моя жизнь на некоторое время наладилась, я стал получать очень крупные заказы. Деньги тратил бездумно направо и налево. Но однажды я проиграл в карты крупную сумму денег. И тогда мне в голову пришла идея написать «картину Рембрандта». Для меня это было просто, я учился в академии и целые сутки проводил в Лувре, пытаясь перенять его манеру. Его манера письма была мне очень близка. Однажды я даже попытался изобразить нечто похожее. За основу я взял библейский сюжет «Тайная вечеря» и выдал эту картину за кисть Рембрандта. Как это ни странно, но большинство сокурсников мне поверило. А когда я все-таки признался, что картину написал я, то удивлению друзей не было предела. Позже я совершил непростительную глупость: когда мне понадобились деньги, я попытался продать картину одному состоятельному немцу, выдав ее за полотно Рембрандта. Немец оказался недоверчивым, ну, а дальше вы знаете…

— Понятно, — кивнул Савелий. — А что вы делаете у господина Барановского?

— Вы себе представить не можете, насколько все это серьезно, — заволновался Жан Дидро. — Подделка картин — это очень прибыльный бизнес. И во главе него стоит господин Барановский. В этом бизнесе задействовано очень много людей. Это антиквары, искусствоведы, полицейские, художники. Антиквары, как правило, очень тесно связаны с криминалом и являются самыми настоящими наводчиками. Если к ним попадает стоящая картина, они тут же дают знать о ней господину Барановскому, который организует ее похищение или заказывает копию, которую впоследствии обменивают на оригинал. Кроме того, господином Барановским прикормлено несколько видных экспертов, которые дают положительные заключения на фальшивки. Они выписывают сертификат, удостоверяющий ценность картины, а потом она продается за очень большие деньги. С господином Барановским связаны самым тесным образом директора крупных галерей, где выставляются эти картины. И выставляются они, как подлинники, наряду с другими самыми настоящими шедеврами. За эту небольшую услугу каждый из директоров получает свой процент. Как только картина появляется в галереях, к ней начинают относиться очень серьезно коллекционеры — потенциальные покупатели. Если вы не знаете, то у каждого выдающегося произведения искусства имеется сертификат, это что-то вроде паспорта, в котором отмечается, где, когда, в каких музеях и галереях выставлялась, например, данная картина. И чем больше ее «послужной список», тем ценнее считается картина, тем меньше шансов, что со временем она попадет в разряд фальшивок.

Савелий с интересом наблюдал за Жаном Дидро. Лицо его в эту минуту выглядело одухотворенным. В Савелии он отыскал благодарного слушателя. Тайны, что он сдерживал в себе на протяжении последних месяцев, невозможно было уже укрывать, и он разразился бурным потоком откровенности.

— Поэтому фальшивую картину стараются пристроить на некоторое время в самые престижные галереи и лучшие музеи мира. Дальше идет аукцион. Руководители аукционов точно так же теснейшим образом связаны с господином Барановским. Они выставляют фальшивку на торги и тоже получают от этого доход. Дальше идут полицейские, которые закрывают глаза на дела господина Барановского, и всем он щедро платит. У него всюду имеются свои люди, не только здесь, во Франции, но и в Англии, Германии, Италии, Испании, России.

Пальцы Савелия сцепились в замок.

— Хорошо. С этим делом немного разобрались. Но какова во всей этой истории ваша роль? Не могли бы рассказать?

Жан Дидро нахмурился:

— Самая скверная… Как вы, наверное, догадались, я и изготавливаю эти фальшивки. Теперь они расходятся по всему миру. Вы ведь говорили, мсье, что я талантлив? — серьезно спросил Дидро.

Савелий слегка улыбнулся. — ну как же, все понятно, любому художнику требуется признание, даже если он копирует чужие картины.

— Я могу повторить это. Вы действительно очень одаренный человек.

— Так вот, я сумел перенять манеру письма не только Рембрандта, но и Дюрера, Леонардо да Винчи, Рафаэля, Ван Дейка и многих других. Правда, на это у меня ушло очень много времени. Ведь манера их письма очень отличается друг от друга. Да и краски они предпочитают разные. Одни отдают предпочтение желтому цвету, другие художники, наоборот, стараются его избегать и предпочитают темные тона. Одни тщательно выписывают лица и передний план, а другие стараются детализировать проекцию. Секретов очень много, обо всех и не расскажешь, и я пытался вникнуть в каждый из них. Одни мастера пытаются тщательно растирать краски, другие, наоборот, только размельчают. Все очень индивидуально.

— Сколько времени у вас уходит на написание картины? — спросил Савелий.

Художник прервал монолог, а потом неожиданно расхохотался:

— Последнего своего «Рембрандта» я писал всего лишь десять дней. А на аукционе в Амстердаме он ушел за пятьсот тысяч марок!

Жан Дидро вытер проступившие слезы.

— И сколько же вы изготовили картин?

— Одних только «Рембрандтов» около двух десятков.

Родионов неприязненно хмыкнул:

— Судя по тому, что рассказали, вы, наверное, самый богатый человек во Франции и с ног до головы ходите в золоте!

Глаза художника сверкнули злобой:

— Если бы так! Что вы мне ответите, если я вам скажу, что у меня иногда даже не хватает на кусок мяса?

Савелий оставался серьезен:

— Наверняка у вас очень большие траты, и вы живете на широкую ногу. Бывает!

Дидро нахмурился:

— На деньги, которые я получаю от господина Барановского, я не могу даже наскрести на маленькую квартирку где-нибудь на Монмартре. Так сложились обстоятельства, что я должен был уехать из Парижа и жить на берегу моря в лачуге. Именно там я и писал свои картины!

— Что-то я не все понимаю. Но для этого нужны холсты той эпохи. Как же вы их умудрились изготовить? — удивился Савелий.

Жан Дидро отрицательно покачал головой.

— Изготовить такие холсты просто невозможно. В каждом веке полотна делали по-разному, во многих случаях технология просто утеряна. Даже состав ткани в них несколько иной, — горячо заверил художник. Глаза его блестели нешуточным азартом, похоже, что он знал, о чем говорил. — Поэтому господин Барановский поступал по-другому, он скупал картины пятнадцатого-шестнадцатого веков, не представляющие художественной ценности. Я смывал с них краску, тщательнейшим образом высушивал холсты и создавал на них новые творения. — Его глаза вспыхнули искрой вдохновения. — Поверьте, мсье Родионов, некоторые из моих картин были так хороши, что сделали бы честь даже художникам, под которых я работал. А когда я появляюсь в Лувре, то всегда останавливаюсь перед картинами, которые я создал и которые теперь считаются полотнами Рембрандта, Ван Дейка, Микеланджело. Если бы эти художники были живы, они с удовольствием поставили бы под ними свою подпись. — В голосе художника послышалась самая настоящая гордость. — Барановский же приезжал только раз в неделю, чтобы привезти мне продукты.