Джонни подскочил и залаял на Лу. Тот спрыгнул с мостика, грациозный, как пантера, и небрежно двинулся навстречу Джонни по глупости попытался напасть, и Лу зарычал, поднялся на задние лапы, а потом прыгнул и прижал маленького дебошира к полу, прихватив за шею мощными челюстями. Это было чисто физическое воздействие: Джонни тут же осознал, что его блеф не сработал и что он полностью во власти Лу. Тот еще порычал, потом слегка сместился, когда Джонни попытался вырваться.

– Жди, – велел я Лу. Он посмотрел на меня невозмутимо и слегка снисходительно, по-прежнему не разжимая челюстей. «Шах и мат, братишка». Лу отлично сыграл свою роль, терьеру ничего не оставалось, кроме как слаться. Лу слегка усилил нажим, и Джонни заверещал, точно крысенок. Лу его еще немного подержал, встряхнул и наконец отпустил.

Джонни стремглав метнулся ко мне, цокая отросшими когтями по полу. Я подхватил его за загривок и пол брюшко и поднял, крепко сжимая в руках.

– Это Лу. Он пощады не знает. Укусишь меня – он укусит тебя.

Джонни смотрел на меня из-под прикрытых век, розовый язычок свисал набок, никакой бравады больше не ощущалось. Я опустил его наземь. Когда Лу подошел, Джонни попытался укрыться за мной, но от Лу было не спрятаться, он обошел меня и потрусил следом за маленьким кусакой, который в конечном итоге плюхнулся перед ним на живот. Лу понюхал, полизал его, потом вернулся ко мне и сел, ожидая печенья.

– Ар-ру-а.

– Да, ты молодец. Очень хорошо.

С этого дня Джонни больше не пытался кусать ни меня, ни Лу, если не считать того дня, когда я стал стричь ему когти. Но я не стал с ним воевать, а просто привел Лу. И когда Джонни щелкнул зубами, тот прижал его к полу и вытряс всю дурь: «Укусишь его – будешь иметь дело со мной!»

Сказать по правде, мне это было лестно.

Шеф оказался у нас почти одновременно с Джонни. Четырехлетний длинношерстный колли, он был копией Лэсси из знаменитого фильма, очень добрым, умным и спокойным. Он смотрел на человека, внимательно изучал, ходил рядом, как лучший друг. Он был большим, благородным и сразу полюбил нас с Лу. Замечательный пес. Я без труда мог представить, как он вечерами читает сказки целому выводку сонных щенков.

Шеф был первым псом, которого я мог бы поставить вровень с Лу по харизме. Крупные собаки обладают ощутимым магнетизмом, силой характера – как самые знаменитые голливудские актеры. Когда они заходят в комнату, это ощущается сразу же, вы сразу видите, что этот пес – совершенство, без пороков и недостатков. И Шеф был именно таким.

Сперва его прислали к нам для дополнительного обучения, но вскорости хозяева объявили, что хотят его отдать: они были пожилыми людьми, и у них не хватало сил на такую собаку. В ожидании новых владельцев он остался в академии, и я старался проводить с ним все свободное время.

Шеф вызывал у людей и собак симпатию, в нем ощущалось благородство и доброта. Всякий раз, когда мы с Лу выводили его на прогулку, по возвращении мы чувствовали себя гораздо более умиротворенными и отдохнувшими, чем до того. Я очень хотел взять его себе и не видел никаких причин отказаться от этого плана.

А потом причина появилась.

– Джонни сегодня усыпят, – сообщила мне Колин.

– Почему? Он ведь стал вести себя куда лучше.

– С нами – да. Но хозяйка решила, что не хочет его забирать. Сам понимаешь, когда пес обидел твоего ребенка, о его благе ты будешь думать в последнюю очередь. У нее было время подумать, и она разлюбила его окончательно.

– Может, отдать его?

– Кому? У неопытного владельца он опять начнет кусаться. Мы оба это знаем: Джонни до конца жизни теперь должен холить в форме и отдавать честь, иначе ему труба. А она этим заниматься не хочет и не станет, и никто другой не станет тоже.

– Может, ты его возьмешь?

– Мне он не нравится, Стив.

– Но ведь он может исправиться в хороших руках.

– Ты слишком мягкосердечный. Она все решила, Стив.

Она была права. Никто не стал бы брать собаку с пометкой: «Гарантирует серьезные раны и визиты к пластическому хирургу». Я ненавидел себя за то, что собирался сейчас сказать:

– Что, если я возьму его на две недели? – При этом я думал о Шефе, о том, какой он замечательный, в тысячу раз лучше Джонни, лучше во всех отношениях, второй в моей жизни пес, которого я так полюбил.

– Зачем?

– Если он у нас приживется, я его оставлю. Если нет – сдадим палачу.

– Я думала, ты хочешь взять Шефа?

– Хочу. Но Шеф и без меня найдет хороший дом. а Джонни – нет.

– Может, оно и к лучшему?

– Он не безнадежен. Лу за ним проследит. Я люблю Шефа, но мне кажется, Джонни не заслуживает смерти.

– Даже не знаю, обнять тебя или отшлепать.

– Можно и то, и другое.

Так начался странный эксперимент под названием Джонни. Последний пес, спасенный Лу в академии. Я взял его вместо Шефа, чудесного Шефа, и до сих пор горюю об этом. Он нашел себе новый дом за несколько дней до того, как испытательный срок Джонни подошел к концу. Две недели он провел у нас с Лу и никого не покусал, две недели Лу смотрел на меня с немым вопросом: «Когда наконец эта тупая белка денется отсюда?»

Он никуда не делся. Он остался, и если не считать единственного случая, когда он попытался позадирать младшего сына Никки, Джонни вел себя идеально до конца своих дней, даже не зная о том, какую жертву мы с Лу принесли, чтобы спасти его от иглы.

Шефа я больше никогда не видел.

Вздорный маленький наследный принц, любивший кусать маленьких девочек, никак не мог понять, что он делает посреди темного леса со мной, Лу и дюжиной койотов, тявкающих в ночи.

– Не волнуйся, Джонни, койоты тебя не съедят. С нами Лу, – заверил я его. Мы втроем уютно устроились в палатке на Красном пике. Койоты переговаривались с виргинским филином где-то вдалеке, ветер трепал полог палатки. Через несколько лет эти слова будут звучать пророчески, хотя и не для Джонни, упокой его душу, но для Лу.

Лу любил Красный пик. Стоило выпустить его наружу, и он принимался радостно бегать кругами, как заправский турист, разнюхивая, оставляя метки, царапая когтями землю, чтобы вновь освоиться на том месте, куда приезжал уже много раз, учуять запах старых костищ и вытащить из углей палочки, на которых жарили мясо.

Три коровы забрели на соседнюю лужайку и принялись там пастись. Они часто сюда забредали, уж не знаю почему. Лу знал, что они недолюбливают собак, поэтому держался в стороне. Он слушал, как они мычат, трясут головами, чтобы отогнать мух, перемалывают траву. Ему нравилось принюхиваться к ним с безопасного расстояния; возможно, он сожалел, что здесь нет волков Энн – вот с кем они бы поохотились вдосталь.

Джонни не разделял любви Лу к дикой природе. Он был избалованным маменькиным сынком, для которого самое сложное в любом выходе наружу было решить, на какой кустик помочиться. Глядя на Лу, Джонни осознавал, как мало он знает о реальном мире, огромном и непонятном. Его прежняя жизнь – комната маленькой девочки, где сладко пахло конфетами и игрушками, – закончилась навсегда. Наверное, теперь ему это казалось забытым сном.