Я почувствовала тошноту, и слезы в три ручья потекли у меня из глаз, но голос доктора Хеллера оставался ровным и бесстрастным. Мне показалось, что он изо всех сил старается не погружаться в то, о чем рассказывает. Наверное, я поступала жестоко, заставляя его вспоминать тот ужасный вечер.

— Роуз была сердцем их семьи. Рэй ее обожал. После того как она так трагически погибла, а он не смог ее защитить… он замкнулся. До этого события он быстро продвигался по карьерной лестнице, но теперь все забросил. Переехал вместе с Лэндоном к своему отцу на побережье и снова стал работать на рыбацкой лодке, которую, уезжая из дома в восемнадцать лет, надеялся никогда больше не увидеть. Через пару лет отец умер и оставил все им. Лэндон тоже замкнулся, хотя и по-своему. Мы с Синди много раз говорили: «Парень не должен быть оторван от всего, что знал и любил, и ему наверняка нужно лечение», но Рэй от горя ничего не хотел слышать. Он не мог вернуться в свой дом или хотя бы просто в город. — Доктор Хеллер посмотрел на меня и, заметив, что я плачу, полез в ящик стола за салфетками. — Думаю, будет лучше, если остальное вам расскажет сам Лэндон, то есть Лукас. Он решил называться своим вторым именем, девичьей фамилией матери, когда приехал сюда, в колледж. Видимо, посчитал, что так ему будет легче измениться и начать все заново. Довольно трудно отделаться от привычки восемнадцатилетней давности, да он и не особенно возражает, если я называю его по-старому. — Доктор Хеллер пристально посмотрел на меня и вздохнул. — Лучше бы я не видел, как вы вдвоем выходили из его квартиры. Ну а что касается ограничений, связанных с его ассистентской должностью, то они уже неактуальны. Об этом можете больше не беспокоиться.

Я промокнула глаза салфеткой и поблагодарила профессора. Должностные ограничения сейчас беспокоили меня меньше, чем что бы то ни было.

— А ты хороший повар, — сказала я, подхватывая еще не убранную со стола посуду и направляясь к раковине вслед за Лукасом.

Он ополоснул тарелки от остатков соуса песто и повернулся, чтобы взять у меня стаканы.

— Приготовить пасту — дело нехитрое. Проверенный студенческий рецепт, позволяющий блеснуть на свидании своими сомнительными кулинарными способностями.

— Так у нас свидание? — протянула я и, прежде чем Лукас успел обернуться, добавила: — Ты делал песто сам, по-настоящему, я за тобой наблюдала. Это выглядело вполне впечатляюще. К тому же откуда тебе знать, как питаются студенты, если ты никогда не жил в общежитии? Там паста — это консервированные макароны от «Шефа Бойярди» или лапша быстрого приготовления, которая продается по две упаковки за доллар. В лучшем случае — что-нибудь низкокалорийное замороженное. Так что, поверь мне, твоя кулинария очень даже изысканная.

Он рассмеялся, и я снова увидела его открытую улыбку, которая была мне так дорога.

— Правда?

Я тоже улыбнулась, хотя и не совсем искренне: мне как будто растянули рот, чтобы я выглядела веселее и беззаботнее, чем была на самом деле.

— Правда.

В глубине души я не переставая боролась со страхом перед тем, что прочла вчера в Интернете и несколько часов назад узнала от доктора Хеллера. Лукас прошел через настоящий ад и, насколько мне было известно, ни с кем не поделился своими переживаниями. Он сказал, что есть вещи, которых я о нем не знаю и о которых он, вероятно, не сможет со мной говорить. А я, вместо того чтобы отнестись к его тайне с уважением, решила докопаться до всего сама. Я хотела, чтобы Лукас доверился мне, но мое бесцеремонное любопытство запросто могло, наоборот, отдалить его от меня.

— Думаю, ты лишишь меня звания шеф-повара, когда узнаешь, что на десерт у нас брауни[17]из коробки, — мрачно сказал он.

— Смеешься? — Я улыбнулась. — Брауни из коробки — моя слабость. Откуда ты об этом узнал?

— Вы такая противоречивая, миз Уоллес. — Лукас попытался произнести это строго, но у него не получилось.

Я взглянула на него, приподняв брови:

— Я же девушка. Мне по определению положено быть противоречивой.

Он вытер руки, бросил полотенце на столешницу и притянул меня к себе:

— То, что ты девушка, мне очень даже хорошо известно.

Сплетя свои пальцы с моими, Лукас бережно завел мне руки за спину. Мы смотрели друг на друга. Дыхание у меня стало чаще, а сердце забилось быстрее.

— Как ты будешь освобождаться от такого захвата, Жаклин? — спросил он, обнимая меня.

— Никак, — ответила я и прислонилась к нему. — Я не хочу освобождаться.

— А если бы хотела? Тогда как?

Я закрыла глаза, представляя себе эту картину:

— Я бы дала тебе коленом в пах и топнула по ноге. — Тут я открыла глаза, чтобы сопоставить его рост со своим. — Долбануть тебя головой в переносицу я, пожалуй, не смогу: ты слишком высокий. Если только подпрыгнуть, как нас учили в футбольном лагере.

— Хорошо, — одобрил Лукас и, приподняв уголок рта, наклонился ко мне. Наши губы были в нескольких дюймах друг от друга. — А если бы я тебя поцеловал, когда тебе этого не хотелось?

Мне этого хотелось так сильно, что голова шла кругом.

— Тогда бы я… я бы тебя укусила.

— О боже! — выдохнул он, закрывая глаза. — До чего заманчиво звучит!

Я приподнялась на цыпочки, но до губ Лукаса все равно не дотянулась. Нагнуть его к себе я не могла, потому что он удерживал мои руки у меня за спиной.

— Ну тогда поцелуй меня.

Губы у него были теплые. Он тихонько прихватил ими мои, а я провела кончиком языка у него за зубами, зацепив колечко в углу рта. Почувствовав это, Лукас поцеловал меня крепче — так крепко, что мне стало трудно дышать. Внезапно выпустив мои руки, он поднял меня и усадил на столешницу.

Теперь мы поменялись местами. Я обхватила Лукаса руками и ногами и, запустив пальцы ему в волосы, осторожно нащупала языком его нёбо. Через несколько секунд я охнула от приятного тянущего ощущения. Я никогда еще никого так не целовала. И никто так не целовал меня. Одной рукой придерживая мою шею, а другой — талию, Лукас опять прижался ко мне губами. Его язык мягко поглаживал мой, а зубы легонько щекотали.

— Черт… — простонала я.

После поцелуя я с еще большей силой притиснула Лукаса к себе. Мне было так хорошо, что хотелось кричать.

Сняв меня со столешницы, но не отстраняя от себя, он прошел в спальню, и мы рухнули на кровать. От нового щекочущего поцелуя я блаженно заерзала под Лукасом. Тогда он приподнял меня и стянул с меня свитер, а я расстегнула его рубашку. Не снимая ее, он взялся за молнию моих джинсов.

— Да, — сказала я, отвечая на его вопросительный взгляд. Сомнения в моем голосе не было.

Тогда он, по-прежнему глядя на меня, потянул за язычок, и я почувствовала, как бегунок ползет вниз. Я часто, но мягко дышала, не сводя глаз с Лукаса. Все еще держась одной рукой за замок, а другую положив мне на бедро, он пробормотал: