Антимузы возвращали идеи людям, не подозревая, что тем самым порождали. Потому как люди, получавшие эти идеи, не могли справится с ними должным образом. Они порождали зависть, недоброжелательность и даже войны среди людей. Воцарился настоящий хаос, было много смертей. Преобразователи обогащались за счет того, что людям приходилось расплачиваться, музы жаждали развлечений. Воровки были вовлечены во все это по незнанию, тем не менее бездна между «хорошими» и «плохими» потомками становилась все больше. Выжившие преобразователи получили дурную славу и были сожжены. Воровки отделались предупреждением, но с тех времен их не любят и называют по-другому. Поэтому сейчас существуют некоторые структуры, введенные Мнемозиной, ими управляет моя жена.

– Но почему сейчас никто не знает о преобразователях? – спросил Лэнсбери.

Мистер Пэттон вздохнул.

– Тогда мы решили не рассказывать им по достижению совершеннолетия об их истинном происхождении. Мы оставляем их в неведении, как и многих других в этих областях, и просто ждем, пока их магия не пропадет по достижении ими тридцати лет. Мы отказались от их услуг и перестроили работу. Травма жены до сих пор не зажила с тех времен, и Марта, мягко говоря, очень обижена. Это не твоя вина, Малу. Это ее общее недоверие к таким девочкам, как ты. Для нее ты навсегда останешься воровкой, которая в то время была впутана в эту историю. Она не может расстаться с ней. Быть может, сейчас ты сможешь хоть немного понять ее, даже если это очень тяжело.

Я кивнула, хоть и не знала, смогу ли. Но хотела хотя бы попробовать.

– Спасибо, что рассказали мне все это.

– Это первый шаг в верном направлении, – ответил он. Он снова поднялся и направился к выходу. Мы попрощались с ним и снова сели за стол.

– Поверить не могу, что миссис Пэттон замужем за таким спокойным и рассудительным человеком, – к моему удивлению сказал Лэнсбери.

– Поверить не могу в то, что я воровка! – Все трое посмотрели на меня. Лэнсбери положил руку мне на плечо. – Хотя это больше не имеет никакого значения. Я отстранена пожизненно. Неважно, как я называюсь. – Я покосилась на книгу «Театр смерти», которую принес мистер Пэттон. – Кажется, мне есть что почитать после принятия ванны.

Мама бросила на книгу угрожающий взгляд.

– Может, лучше мне заняться этим? – Ее щеки побледнели.

– Все в порядке, мам. Я справлюсь. После сегодняшнего дня меня вряд ли что-то может шокировать. – Кроме того, я не хотела, чтобы у мамы просыпались хорошие воспоминания об отце. Конечно, она бы справилась с ними, но… мне хотелось избавить ее от этого.

– Моя взрослая доченька, – протянула мама и ущипнула меня за щеку.

– Ну ладно, перестань, – запротестовала я и засмеялась.

– Тогда, нам пора, не будем отвлекать тебя от прочтения, – сказал Адамс. – Сообщи, если появится что-то новое.

Они с Лэнсбери вышли в коридор и стали говорить на тему готовки. Я придержала маму за руку.

– Что-нибудь еще, солнышко?

– Мам, скажи, ты до сих пор ночуешь в отеле?

Она расширила глаза и покраснела. Она не произнесла ни слова.

– Я так и думала. Стоило оставить тебя без присмотра, ты тут же нашла себе парня. – Я захихикала. О да, видимо, я сильно устала.

Мама стала подбирать слова.

– Я… ну… ты не против? Он действительно мне очень нравится, но, если ты…

– Мам. Единственное, о чем я жалею, – что не впуталась в этот хаос хотя бы на пару дней раньше. Пусть было бы меньше драмы, крови и отчаяния.

– Ты невыносима, – сказал она, но выглядела так, будто камень упал с ее плеч. – А как у вас обстоят дела с Лэнсбери? Я заметила какое-то колебание.

Я с грустью опустила глаза в пол.

– Все очень сложно. Эта муза, Подлогимния, сказала, что я поцелуем могу украсть его мечты и идеи. Я думаю, она говорила не конкретно обо мне. – Меня аж затошнило, когда я подумала о том, что мы до сих пор не обсудили это.

– Угу. Лэнсбери – крепкий орешек, тебе потребуется много усилий. Дай знать, когда расколешь его.

Теперь покраснела я.

– Посмотрим.

Подводя итог: мой отец был настоящим антагонистом. Такой, который мог совершить убийства, отстаивая собственные интересы и удовлетворяя жадность. Его целью являлось подмять под себя все театры, драмтеатры и другие похожие заведения в его городе. Так как я не встречалась с ним лично и мама рассказывала о нем нечасто, я читала книгу «Театр смерти» отстраненно. Тем не менее мне было страшно от того, что он разрушал все вокруг и убивал людей. От его жажды власти страдала прежде всего семья Стивенсов, члены которой постоянно вставляли отцу палки в колеса, за что и были вынуждены поплатиться жизнью. В семье было много людей творческих профессий, они жили в Лондоне времен послевикторианской эпохи. Среди них были актеры, декораторы, костюмеры, и все работали в трех театрах, которые находились в семейном владении на протяжении нескольких поколений.

Отец был смертоносным призраком, который проносился над их родом, потому что они отказывались продавать ему учреждения и настраивали против него других. Один за другим они становились жертвами отца, пока не остался лишь один потомок – Рассел. Вокруг него и моего отца, а также вокруг их взаимоотношений и крутилась бо́льшая часть истории.

В самом начале книги было упомянуто лишь имя отца, и только потом выяснилось, что он был на самом деле другим и что именно он стоял за этими убийствами.

Вымышленный рассказчик описал лишь его внешность и передвижения в те моменты, когда внимание было обращено на него. Только ближе к концу было раскрыто его настоящее имя, которое вынудило его отправится в бегство. Ему удалось сбежать, история закончилась тем, что он, словно тень, исчез в Лондоне, и с тех пор его никто не видел. Последний потомок Стивенсов поклялся на последней странице, что не прекратит его поиски.

Хеппи-энд выглядел по-другому. С одной стороны, мне хотелось, чтобы моего отца поймали, но, с другой стороны, я была рада, что ему удалось сбежать, иначе я могла бы не появиться на свет.

Около трех часов утра я закрыла книгу. У меня уже закрывались глаза, и огромное количество мыслей и чувств заставили меня уснуть. Передо мной черным по белому стояла следующая зацепка в распутывании этого дела. Имя моего отца.

Джеймс Ливси.

Поэтому все вело нас к театру. Искусственная кровь, театральный грим, даже музы, отвечавшие за поэзию и драму, и бог знает, что еще скрывалось за этим. Кто-то хотел дать мне понять, что отец играл какую-то роль в убийстве этих писателей. Но какую? И зачем надо было впутывать меня? Неужели это был Рассел Стивенс, который поклялся ему в вечной смерти? Но на что в таком случае он надеялся?