– Мужчины, – буркнула я, на что Лэнсбери ответил ворчанием. Мокрым бумажным полотенцем я собрала остатки осколков с пола. Лэнсбери облегченно выдохнул, когда был снова на свободе. Он достал два чистых стакана из шкафа и наполнил их водой.

– Спасибо. Извини, если разбудил тебя. – Он протянул один стакан мне, а из второго начал пить сам.

– Все в порядке. Я все равно плохо спала. Слишком много мыслей в голове.

– Эти несколько дней были напряженными, верно?

– Да. – Я опустила плечи вниз, демонстрируя тяжесть забот, которые свалились на них. Я, должно быть, выглядела как пугало в пижаме. По крайней мере, я себя так чувствовала. Я сделала глоток и отставила стакан в сторону.

– Прости, если своим поведением я внес дополнительную путаницу. Этим своим «день милая, день закрытая…» Ну ты понимаешь, о чем я. – Он провел рукой по растрепанным от сна волосам.

Он действительно хотел продолжить серьезный разговор? Тогда мне стоило как можно быстрее отделаться от гормонов, потому что они не могли устоять перед его ногами.

– Это было самое маленькое и, честно сказать, самое прекрасное зло из всех, – ответила я и тут же покачала головой. – Сейчас это прозвучало как-то по-дурацки. В общем, что я имела в виду: я рада, что ты был и остаешься со мной.

Он улыбнулся и провел пальцем по кромке стакана.

– Помнишь наш разговор незадолго до того, как в тебя стреляли? Я попросил тебя о возможности высказаться, почему я такой, какой есть.

Я отклонилась на стоящий позади меня холодильник.

– Конечно.

– Ты не против, если я объясню тебе это сейчас? – Он отклонился на шкаф, стоящий напротив меня, и мне пришлось концентрироваться, чтобы не пялиться на его тело. Он выглядел так мило и…

МАЛУ!

– Конечно.

Лэнсбери сделал глубокий вдох и отвел глаза.

– У меня был лучший друг, которого звали Дэвид. Симпатичный ботаник и лучший друг, какого можно было только пожелать. Мы познакомились, когда пошли в пятый класс, и сразу же стали лучшими друзьями. Что для такого возраста было не редкостью. Мы были неразлучны, и все делали вместе. Кроме семьи, он был единственным близким мне человеком.

Он закусил нижнюю губу. Его плечи опустились, словно на них давил тяжелый груз. Если бы он не продолжил говорить, я бы потеряла его.

– Что случилось? – Следуя интуиции, я оттолкнулась от холодильника, перешла на ту часть кухни, где стоял он, и встала рядом.

– Его отец пошел по кривой дорожке. Он начал работать на наркодилера и позже был вынужден продать дом, чтобы расплатиться с долгами. Но, очевидно, этих денег не хватило. А босс этой наркобанды не знал ни стыда, ни пощады. Он расстрелял всю семью и использовал в дальнейшем их в качестве примера. Он убил даже Дэвида. Ему тогда было пятнадцать. Я практически был сломлен тогда. Дэвид был мне как брат, которого у меня никогда не было, он был частью семьи. Мы хотели вместе поступать в колледж, у нас было столько совместных планов. И вот его не стало. Навсегда.

Я закрылся от всех и долгое время не выходил из дома, пока не решил, что стану полицейским. Это давало мне толчок на протяжении многих лет и привело туда, где я сейчас. В то время я также поклялся больше никогда так не привязываться к людям. Неважно, на уровне дружбы, как с ним, или на каком-то другом. Моя жизнь бойца-одиночки протекала до сих пор вполне неплохо.

Наши взгляды встретились. Его глаза были настолько темные, а выражение лица настолько напряженным, что меня бросило в жар.

– А потом откуда ни возьмись появилась девушка в толстовке с миньонами, она больше не выходила у меня из головы. – Я смущенно опустила взгляд в пол. Не хотела, чтобы он увидел, как я покраснела. – С того самого момента я знал, что ты понравишься мне. Назовем это интуицией. Но в то же время я знал, что снова смогу очутиться в этой яме, как после смерти Дэвида. Мне не хотелось переживать это еще раз. Возможно, я бы и не смог пережить это снова.

Лэнсбери обхватил мое лицо руками и вынудил меня посмотреть на него. Смотря в его глаза, я потеряла дар речи. Мои губы снова начало покалывать, но в этот раз не из-за магии.

– Я хотел отпугнуть тебя, поэтому сначала так обращался с тобой. Ты должна была уйти и больше не вернуться. Но ты вернулась в качестве подозреваемой. Отпугивание далось мне тяжело, даже в тот вечер в Heartbreak Hotel я чуть не сдался. А когда стало ясно, что речь шла о том, что кто-то пытается причинить тебе боль, это лишь усугубило ситуацию. И я стал злиться на себя за то, что все больше и больше привязывался к тебе, хотя опасность была так близко. Когда в тебя стреляли, а я не смог тебя защитить, я ненавидел себя. Как и тогда. Но именно в этот момент я понял, что пути назад нет. Я уже был влюблен. – Он взял мои руки своими и скрестил наши пальцы. – Я сам до конца не разобрался, поэтому хотел извиниться, если тем самым во всем этом хаосе раздражал тебя или заставлял усомниться. Но теперь ты все знаешь. Ты мне нравишься, Малу. Даже больше, чем просто нравишься. И я надеюсь, что тоже нравлюсь тебе, хоть и всю оставшуюся жизнь я, наверное, не буду разговаривать так много, как сегодня. Это очень тяжело. Как ты справляешься с этим каждый день?

Я рассмеялась от того, как быстро он сменил тему. Все это время я улыбалась, как ненормальная, потому что чувства не давали мне покоя, и снова появилась эта проклятая дрожь. Внутри началась вечеринка с фейерверками, и это было чертовски потрясающее ощущение. В тот момент я не была уверена ни в чем в своей жизни, кроме того, что нравилась Лэнсбери. И тогда это придавало мне достаточно уверенности. Означало ли это то же самое для него, я не знала.

– Ты можешь на протяжении недели сидеть на корточках и молчать, ты все равно будешь мне нравиться, Лэнсбери. – Он улыбнулся, в этот раз у него даже появились ямочки. – Но…

Его улыбка застыла, он сильнее сжал пальцы.

– Нет. Пожалуйста, не говори, что есть какое-то «но», Малу.

Я проглотила ком в горле.

– Ты помнишь, что сказала Подлогимния?

– Полигимния? – Он сверлил меня взглядом.

– Зануда. Да. Она сказала, что мой поцелуй может уничтожить твои идеи и желания. Ты не… не боишься? – Мое сердце билось так громко, что, возможно, он даже слышал его.

Он принял задумчивую позу, взялся рукой за подбородок.

– У вас дома есть темница, полная сумасшедших и погрузившихся в депрессию почитателей?

– Нет. Но такая есть у Шелдона. Он бросает в нее парней, которые слишком близки ко мне и ненавистны ему. – Я сто тысяч раз умерла внутри. Можно было вешать на лоб табличку с надписью: девятнадцать лет, девственница, сумасшедшая кошатница. Тогда, может, не было бы так неловко. Но было уже поздно, слова были сказаны, и их невозможно было вернуть. Я закусила губу, чтобы не сболтнуть еще чего-нибудь, что выставило бы меня еще глупее. Я стояла там, в ожидании поцелуя, по крайней мере, я так надеялась, и говорила о коте и его темнице.