Слова Мирины повисли в воздухе, и девушка почувствовала, как ее сестры неловко ерзают на местах, боясь, что она настроит против них гостеприимных троянцев. Но Парис в конце концов просто вздохнул и сказал:

– Завтра я встречаюсь с Миносом в Кносском дворце. Мы обсудим это. Может быть, вам следует пойти со мной и самим рассказать о ваших бедах. Он союзник греков, и они поддерживают его власть; если кто-то и может на них повлиять, так это он. И если ваши подруги до сих пор живы, может быть, нам удастся их выкупить.

Мирина чуть не рассмеялась:

– Твоя щедрость тебя ослепляет. Вряд ли тебе захочется унизить себя, показавшись рядом с женщиной в лохмотьях…

Парис вскинул руку, заставляя Мирину замолчать.

– Не вижу ничего такого, чего нельзя было бы исправить куском хорошего мыла. Останьтесь здесь на ночь, все вы, отдохните как следует вот в этом шатре, а завтрашний день начните с плотного завтрака и купания в море. Могу поспорить – а ты ведь уже знаешь, что я азартный игрок, – после крепкого сна и смены одежды ты превратишься в настоящую царицу. – Парис улыбнулся, и в его взгляде снова вспыхнул веселый огонек. – По крайней мере, будешь сильно напоминать таковую.

Кносский дворец возвышался над окружавшим его городом многочисленными слоями ярко окрашенных крыш и колоннад. Он выглядел гармонично и просто, и не видно было ни малейших признаков каких-то укреплений.

– Все в порядке? – спросил Парис, когда увидел, как Мирина выглядывает из-за легких занавесок паланкина. – Может, хочешь поехать верхом на страшном звере между моими ногами?

Его вопрос вызвал взрыв хохота вокруг. Этим утром у троянцев вообще не было недостатка в веселье, начиная с того момента, когда они устраивали на скорую руку место для купания женщин на берегу залива и выставляли вокруг него стражу, и заканчивая знакомством царицы Мирины с ее «транспортным средством».

– Ох, боже! – воскликнула Мирина, в ужасе пятясь при виде животного, на котором собирался ехать верхом Парис. – Что это такое?

Эти звери были крупнее коров, но поменьше верблюда и уж точно куда подвижнее их обоих. Животные поразили Мирину своей красотой, но они были также и куда своенравнее, чем все те домашние существа, которых ей когда-либо приходилось видеть. Норовисто перебирая ногами после долгого заточения на корабле, они пятились и вставали на задние ноги с яростью диких кошек, а когда Парис подтвердил подозрения Мирины на тот счет, что и ей придется сесть на одно из этих созданий, она сделала шаг назад и энергично затрясла головой.

– Ну же, иди сюда! – поддразнивал ее Парис. – Я же тебя называл бесстрашной! Не доказывай теперь, что я лжец! Нет ничего проще, чем ехать верхом на лошади! Смотри! – Он легко вскочил на спину животного, ничуть не испуганный его пританцовыванием. – Тебе только нужно держаться покрепче!

Но ничто не могло убедить Мирину забраться на спину лошади. И даже на одном коне с Парисом она наотрез отказалась ехать.

– Пожалуйста, – сказала наконец Мирина; ее пальцы инстинктивно потянулись за стрелами на спине, но вместо колчана наткнулись на вышитую ткань платья, которое было куплено утром на рынке специально для нее, без сомнения, за очень большие деньги. – Почему я не могу просто пойти пешком?

– Пешком?! – Парис едва не вывалился из седла. – С каких это пор троянский царевич начал водить цариц пешком, как каких-нибудь девок?

Явно рассерженный упрямством Мирины, он наконец отдал новое распоряжение слугам, на этот раз приказав принести паланкин. Забравшись в него, Мирина решила, что ее внезапная боязливость стала следствием того, что у нее отобрали оружие и опутали бессмысленными тканями… Хотя то, как смотрел на нее царевич, когда надевал ей на голову тонкий золотой обруч, и то, как он сказал: «Ну вот, я выиграл спор! Ты действительно царица», не давало ей покоя всю дорогу, и никакие шутки не могли избавить ее от странного ощущения в груди.

Дворцовая стража не стала медлить, впуская их внутрь. Даже не заглянув в паланкин, они проводили троянцев через огромные ворота во двор.

Выглянув из паланкина, Мирина увидела четкие очертания дворца на фоне яркого голубого неба, и еще – широкие ступени лестницы, заполненные людьми. Это было величественное зрелище, куда более грандиозное и куда более утонченное, чем вид храма богини Луны, и Мирина невольно восхитилась тем, что все это великолепие было возведено ради простого смертного человека.

Потом занавески паланкина отодвинулись в стороны, и Парис протянул Мирине руку, чтобы помочь выйти.

– Царица Мирина, – произнес он очень серьезно, без малейшей улыбки. – Прошу следовать за мной.

Выходя из паланкина, Мирина обнаружила, что ее окружают троянцы, стоявшие с каменными лицами, и ужасно важные на вид дворцовые глашатаи; она вдруг ощутила себя невероятно маленькой. Хотя на ней были изящные туфли на деревянном каблуке, купленные вместе с платьем, которые делали девушку чуть выше, ей все равно казалось, что она уменьшилась в размерах, когда сбросила с себя тунику из змеиной кожи и надела дорогой наряд. Парис был высок ростом, но прежде он не так сильно возвышался над ней. И не важно, что теперь его золотой венец был на голове Мирины; наследник троянского царя до кончиков ногтей выглядел царевичем, стоя в расшитой синей тунике и накидке, в то время как Мирина, при всей ее позаимствованной элегантности, никогда не чувствовала себя столь малорослой.

И хотя троянцы были правы, уверяя Мирину, что она обладает благородной внешностью и легко сойдет за женщину царской крови, она только и думала, чтобы шагать как можно грациознее в опасной обуви. И хотя она достаточно долго прожила в храме богини Луны, где женщины носили только платья, Мирина никогда не чувствовала себя достаточно удобно в просторных и легких одеждах жрицы.

– Мирина, ты же не сурка выслеживаешь! – как-то раз выбранила ее верховная жрица, к немалому веселью Кары и Эги. – Ты божественное тело, звезда в небе, которой чужды любые мысли!

Но Мирина, при всем ее желании соответствовать таким определениям, так и не освоила искусства изображать из себя божественное тело. И сейчас, отпуская руку Париса, чтобы неловко приподнять подол юбки, она испугалась, что дворцовые стражи увидят в ней не царицу и даже не женщину, а простую разодетую чужестранку.

Но если стражи что-то и заметили, то ничем этого не показали. Кланяясь Парису и семерым троянцам с предельным уважением, глашатаи повели гостей по искусно выложенному цветными плитками полу – ничего подобного Мирина не видела даже в священных залах своего храма.

– Видишь двусторонний топор? – прошептала она Парису, кивком указывая на рисунок. – Это же священный символ!

Пока они поднимались по чисто выметенным белым ступеням в зал приемов, Мирина оглядывала двор, гадая, почему это открытое место порождает в ней смутную тревогу. В дальнем конце вымощенного плиткой квадрата в бледно-желтую кирпичную стену была врезана двойная красная дверь, резко выделявшаяся на светлом фоне, и золотые изображения бычьих голов и скрещенных топоров на перемычке над ней заставляли предположить, что за дверью скрывается какое-то священное место.