– А лабиринт? Он что, до сих пор существует?

– Ну, это как посмотреть. – Ребекка склонила голову набок, в сторону руин дворца. – Большинство археологов уверены, что в древности слово «лабиринт» означало «дворец». В конце концов, это ведь было гигантское здание с запутанными переходами, и конечно, оно могло пугать гостей, даже без Минотавра.

Ребекка замолчала и посмотрела на меня, и я знала, что мы с ней думаем об одном и том же. О том, что под этими руинами скрывается второй лабиринт – запретное место, известное лишь немногим.

– Да, для многих археологов это весьма щекотливая тема, – вступила я в разговор, боясь, что Ребекка вот-вот проболтается. – Но как еще объяснить то, что при всей внешней миролюбивости минойской культуры в священных подземных пещерах находятся целые груды человеческих костей с отметками от ножей?

– Такие находки могут быть исключениями, – возразил Ник.

– Могут, – кивнула Ребекка. – Но, как любит повторять мой друг мистер Телемакос, исключения – это исключения, а находки подобны муравьям; если увидел одного, не сомневайся, что поблизости их еще два десятка.

– А что насчет царицы и быка? – спросил Ник, подливая всем вина. – Наука что говорит об этом?

– По всей вероятности, – заговорила я, надеясь увести его от возвращения к бычьей теме, – это просто еще одна фантазия, порочащая женщин…

– Или, – возразила Ребекка, не в силах отказаться от демонстрации своих знаний, в особенности на такую смачную тему, – в культе быка имелись также элементы, – она снова порозовела, – hieros gamos, если воспользоваться греческим языком.

– Я не знаю греческого, – напомнил ей Ник.

При этих словах Ребекка восторженно улыбнулась, и на ее щеках впервые за долгие часы появились ямочки.

– Я могу вас научить.

– Чему? – поинтересовался Ник, тоже улыбаясь, хотя и не так открыто. – Греческому или hieros gamos?

Я откинулась на спинку стула, недоверчиво наблюдая за тем, как эта парочка тут же начала учиться произносить греческие фразы, к немалому веселью обоих. Я уже не в первый раз видела, как Ребекка выбиралась из своего унылого кокона после нескольких стаканчиков вина, но была изумлена тем, что и Ник с таким же азартом погрузился в игру. Не знай я его, то могла бы сказать, что он искренне наслаждается всем происходящим.

А может, так оно и было. Может быть, неуклюжее кокетство Ребекки затронуло нечто такое, что до этого момента было глубоко скрыто в этом непонятном человеке, – нечто такое, чего я бы могла никогда не обнаружить, поскольку не обладала чистой простотой Ребекки. Или же это перст судьбы? Тот самый, что велел Нику снова нанять меня и удвоить плату в тот день в Алжире… Тот самый, что приказал ему отказаться от собственных планов и последовать за мной на Крит? Вот только кому принадлежал этот перст? Мистеру аль-Акрабу? Или был кто-то еще, таившийся неподалеку, в смутной дымке, кто вынудил Ника растерять всю свою суровость?

– Что-то не так, Диана? – внезапно спросила Ребекка. – Что-то с едой?

– Вы меня извините, – ответила я, отодвигая стул и вставая, – но у меня жутко разболелась голова. Но вы не обращайте внимания, продолжайте…

– Я вас провожу, – тут же вскочил Ник.

– Нет! Нет, спасибо. Правда, не нужно. – Я жестом попросила его снова сесть. – Вы лучше… лучше оставайтесь здесь.

Вернувшись в свою комнату, я быстро переоделась в старые брюки и ветровку, которые Ребекка ссудила мне на вечер. Я теперь знала, что круглая глиняная табличка хранится в помещении с другими табличками, в том самом втором лабиринте дворца, о котором мы намеренно не стали рассказывать Нику. Когда мы с Ребеккой перед ужином обсуждали план наших действий, она сделала все, чтобы отговорить меня отправляться туда в одиночку, но гордость не позволила мне отказаться от плана, который я с таким старанием навязывала Ребекке. Более того, мое любопытство всегда брало верх над благоразумием, а уж теперь оно буквально подстегивало меня, издавая воинственные вопли амазонок.

Судя по всему, помещение, где хранились глиняные таблички, представляло собой нечто вроде коллективного бессознательного всех археологов, работавших на Кноссе. В его стенах скрывались сотни глиняных пластин, и на большинстве из них красовались длинные ярлычки, поскольку они были уже внесены в каталоги хранилища. Таинственная круглая табличка с бабушкиными письменами лежала здесь уже много лет, засунутая в какой-то темный угол; насколько было известно Ребекке, никто и никогда не предпринимал мало-мальски серьезной попытки расшифровать послание, так тщательно выдавленное в глине больше трех тысячелетий назад.

– Я понимаю, в это трудно поверить, – сказала Ребекка в ответ на мой скептицизм, – но мистер Телемакос утверждает, что ходят слухи о проклятии, наложенном на эту табличку. Кое-кто из тех, кто к ней прикасался, попадал в разные аварии, и… Ну… – Ребекка закатила глаза. – Ты ведь знаешь, как такое происходит. Может быть, именно потому ее и спрятали подальше.

Когда я уже собрала все, что мне было нужно для экспедиции, – сумку, фонарь и клубок шерстяных ниток, на котором настояла Ребекка, – я вдруг услышала тихий внутренний голос, который говорил, что мне бы не следовало вот так бросаться в новую авантюру после недавно пережитого в Алжире страха. Но я прекрасно понимала: отступать некуда. Я обещала Ребекке, что выберусь из подвала задолго до рассвета, и была полна решимости скрывать круглую табличку от Ника до тех пор, пока не пойму, что именно на ней написано. И даже не из-за того, что он был связан с Фондом Акраб, а потому, что Ника – по его собственному признанию – преследовали какие-то расхитители гробниц и террористы, так что мои шансы на раскрытие тайны бабушкиной тетрадки могли быть скомпрометированы его вмешательством.

Надо сказать, что после долгих и тщетных поисков надежного местечка, где можно было бы спрятать десять тысяч долларов, выданных мне Ником в Алжире, я решила просто сунуть деньги в сумку и постоянно носить ее с собой. Мне было не по себе при мысли о том, чтобы оставить такую кучу наличных в комнате, всего в нескольких шагах от человека, который привлекает к себе разного рода воров, куда бы он ни направился.

К тому времени, когда я отправилась в поход, уже почти стемнело. Следуя инструкциям Ребекки, я быстро пересекла грязную парковку и прокралась на раскоп через дыру в изгороди. Судя по словам подруги, это должно было быть весьма просто, однако, когда я протискивалась сквозь крохотное отверстие, торчащая проволока зацепилась за мои волосы и одежду, напоминая мне, что я значительно крупнее Ребекки.

Продвигаясь по вязкому грунту, я старалась наступать на разбросанные тут и там камни. Но, несмотря на все мои усилия, сырость очень быстро начала пробираться мне под брюки, и когда я наконец добралась до навеса, который подробно описала Ребекка, ноги у меня насквозь промокли.

Я на ощупь прошла вдоль неровного фасада, пока еще не осмеливаясь включить фонарь из страха быть замеченной. Когда я наконец нашла вход, я проскользнула внутрь как можно быстрее, сильно надеясь, что никто не услышал скрипа ржавых петель.