другого — тоже „выхваченный“ из жизни — ходит в фильме, как кол проглотил, ходит и учит жить; у третьего — как андаксина наглотался: любит, поет, бегает в березовой роще. В общем — „солнцем полна голова“. У четвертого — хоть и в ухо даст, но это ничего, он о-б-я-з-а-н дать в ухо.

Есть герои отрицательные, но тех сразу по походке видно, не о них речь.

Критики сами требуют и подучивают зрителя требовать от художников кино положительного героя типа „X“… Много образцов предлагается. И пишут, и жалуются — не с кого брать пример.

Жалуемся, что иногда плохие фильмы, фильмы-уродцы находят себе массового зрителя. Что делать? Делать фильмы с глубокой мыслью, идейные…» (Архив В. М. Шукшина).

«ТОЛЬКО ЭТО НЕ БУДЕТ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СТАТЬЯ…»

Написано в 1967 году по заданию газеты «Правда». Не окончено. Озаглавлено составителем по первой строчке текста. Опубликовано в «Неделе», 1979, № 30 к 50-летию В. М. Шукшина.

«В городе, перед тем как сесть в автобус, зашел в магазин купить что-нибудь…» Описанные ниже события послужили В. М. Шукшину материалом для рассказа «Чудик».

МОНОЛОГ НА ЛЕСТНИЦЕ

Написано в 1967 году для сборника статей «Культура чувств» (составитель В. Толстых, М., «Искусство». 1968). Печатается по тексту сборника, сверенному с рукописью.

«Однажды случился у меня неприятный разговор с молодыми учеными». Речь идет об обсуждении фильма В. Шукшина «Ваш сын и брат» среди научных работников в Обнинске весной 1966 года. Обостренная реакция В. М. Шукшина на крайние мнения, высказывавшиеся в связи с этим фильмом, видна также из выступления В. М. Шукшина на обсуждении фильма в Союзе кинематографистов СССР 8 апреля 1966 года (неправленная стенограмма): «Тут умнее говорили, чем я могу сказать… О противопоставлении города деревне. И вопрос об интеллигенции. Начнем с того, что я всем обязан интеллигенции, да и нет оснований почему-то видеть в интеллигенции какое-то нехорошее начало нашей современной жизни, к которому надо внимательно присмотреться… Я люблю деревню, но считаю, что можно уйти из деревни. И Ломоносов ушел из деревни, и русский народ от этого не потерял, но вопрос: куда прийти? Человека тут же вбирает та подавляющая масса недоделанных „интеллигентов“, которая имеется в городе. Это первое, что его хватает, — по себе знаю. Городские жители начинают по образу и подобию своему приготовлять человека, а потом начинают немножко глумиться, что такой фанфарон и дурак вырос… Статей Л. Крячко и В. Орлова я не понимаю (авторы статей обвиняли авторов фильма „Ваш сын и брат“ в апологии „дикой, злой самобытности“. — „Литературная газета“, 1966, 10 марта. — Л. А.). Меня начинает мутить от злости, и ничего сделать я не могу. Выходит, что они более высокие, чем… те люди, которые работали над картиной, понимая до конца ее замысел. Ведь никто вслепую не работал. Все понимали, что речь идет о хороших людях… Критики говорят, что тут погоня за самобытностью. За какой самобытностью? Конечно, у деревенского человека есть какая-то робость, растерянность перед такой командой, какая наваливается на него. У этого парня ранено сердце (речь идет о герое фильма. — Л. А.), когда он получил известие, что мать больна, а он встречает такое равнодушие. А кто они, эти продавцы?.. Они ведь тоже деревенские люди. Они тоже приехали сюда. Тут страшно то, что они научились выполнять самую примитивную работу и возгордились этим, начали презирать то, что оставили там… Если бы так начали думать деревенские — разве это к лицу? Важнее всего, наверное, тот конкретный человек, который нам на сегодняшний отрезок времени интересен. А городской он или сельский — нет этого вопроса. И никогда по-настоящему, наверное, в русском реалистическом искусстве не было такого… не отыскивали здесь знак вражды или признак недовольства друг другом» (Архив В. М. Шукшина).

Отношение В. М. Шукшина к критикам, выступавшим в тот период против его работ, как он был убежден, с «нормативных» позиций, видно также из писем, которые он написал Ларисе Крячко, опубликовавшей в журнале «Октябрь», 1966, № 2 статью «Бой за доброту», и Владимиру Орлову, автору упомянутой выше статьи в «Литературной газете». Приводим текст письма Ларисе Крячко:

«Вы назвали свою статью „Бой за доброту“. За доброту — взято в кавычки. Т. е. в „бой“ за эту самую „доброту“ ринулся (ринулись), — кстати, я говорю здесь от своего имени, и только — хулиганы, циники, предъявляющие липовые „входные билеты“ в область, нами предрекаемую, в область, нами работаемую, — в область коммунизма. Кстати, почему-то Вы решили, что мы „не работаем на коммунизм“, а Вы — да? Я этого не понял. Я объясню, почему. Я не представляю себе коммунизма без добрых людей. А Вы представляете? И затем: кто же его строит? Сегодня кто? То ли у Вас богатая меховая шуба, что Вы так боитесь, что Вас какой-нибудь Степка „пырнет ножом“ в подъезде, то ли это сделано для красивого слова — Степка, которого надо опасаться.

Видите ли, Лариса (не знаю Вашего отчества), я не меньше Вашего хочу, чтоб всем в нашей стране было хорошо (боюсь, что опять появится статья: „Бой за хорошее“). Когда всем будет хорошо, по-моему, это — коммунизм. Я понимаю „близлежащие“ задачи. Но почему Вы их не понимаете? Вы говорите: дайте идеального героя наших дней. То же самое в статье Н. Тумановой в „Сов. культуре“. (Статья опубликована 25 марта 1965 г. — Л. А.).

А я Вам говорю: дайте мне сегодня того, кто строит коммунизм — честно, — и я разберусь, кто герой, а кто — нет. Вы меня своей статьей лишили, знаете, возможности самому понять, что есть герой нашего времени. И я не понимаю, почему грузчик, поднявший на свои плечи 15 тонн груза за день, для Вас — не герой, работающий на коммунизм. Для меня это — герой, сваливший 15 тонн груза во имя коммунизма. И я хочу видеть и Вам показать, как он вечером ужинает, смотрит телевизор, ложится спать. Для меня это — общественно важный образ. А Вам — нет? Кто же Вам тогда дома строит? Хлеб сеет? Жнет? Булки печет? Давайте будем реальны. Давайте так: Вы за коммунизм, который надо строить, или Вы за коммунизм, который уже есть? Я — за коммунизм, который надо строить. Стало