Он вышел во двор. Деваться было решительно некуда, мыслей никаких. Да еще и новость о предстоящем замужестве матери выбила из колеи. Не то чтобы он возражал – Васильич был той самой каменной стеной, за которой и ему самому прекрасно жилось последние шесть лет, – просто предстоящая свадьба мамы превратила его самого в маленького растерянного мальчика.

Не было желания садиться за руль, чтобы ехать неизвестно куда. Вадим постоял около машины, а потом решил пройтись.

Он брел то ли по памяти, то ли наугад. Дошел до своей школы, потом свернул в один двор, в другой. Здесь они в детстве подтягивались на турниках, здесь в первый раз попробовали закурить – их тогда обматерил за это какой-то пьяный дядька. Постепенно Вадим углубился во дворы, которые узнавать перестал, но все равно не останавливался. Шел и шел под мягко падающим снегом.

Неожиданно глаза выхватили знакомые очертания из темноты, Вадим подошел ближе. Старый «Линкольн», далеко выставив зад и уткнувшись носом в детскую площадку, спал, словно черный диковинный зверь. Вадим стал по привычке осматривать автомобиль. Сколы, ссадины, царапины – все как обычно. Машину не красили давным-давно. Он подошел сзади и обомлел: задняя правая фара оказалась разбита. Бросился к левому крылу – на нем красовалось несколько царапин и крошечная вмятина! Если не знать, что именно ищешь, заметить эти дефекты было бы невозможно. Не веря своим глазам, Вадим еще несколько раз обошел автомобиль. Все приметы, которые перечисляла Алла, в точности совпадали!

– Эй, мужик, – Вадим вздрогнул от громкого окрика, – ты чего там крутишься?!

Он поднял глаза и увидел в окне подъезда мужской силуэт. Разгоревшаяся от затяжки сигарета осветила круглое лицо и бычью шею.

– Смотрю, – крикнул он в ответ, – думаю купить что-то похожее!

– Езжай в Америку, – мужик самодовольно хмыкнул, – у нас хорошей тачки днем с огнем не найдешь.

– А эта не продается?

– Размечтался!

– И все-таки? Я могу хорошо заплатить!

– Щас, – мужик выплюнул в окно сигарету, – погоди, спущусь.

Через мгновение перед Вадимом стоял невысокий плотный мужчина, примерно его возраста, в летних штанах, ватнике и домашних тапках.

Пока он спускался, Вадим успел, хотя пальцы его безбожно дрожали, отыскать режим записи на телефоне и нажать кнопку.

– Сколько? – Вадим заговорил первым.

– За пол-ляма подумаю.

– Год какой? Девяносто седьмой?

– Девяносто второй. – Мужик любовно погладил машину.

– Тогда дорого.

– Как хочешь, братишка, – он пожал плечами и развернулся.

– Подожди! Аварий не было?

– Сам не видишь? – Он вытащил из кармана пачку сигарет и снова закурил.

– На левом крыле царапины какие-то свежие.

– Разглядел, – мужик с удовольствием выпустил в небо струю дыма, – прикинь, какая история! Ехал к подруге, ясное дело, под парами. Тут выскочила какая-то псина из подъезда соседнего дома и прям под колеса!

Вадим почувствовал, как руки его стали ледяными. Он уже слышал однажды эти слова – тот же голос, тот же гнусный смешок.

Этот гад даже не понял, что сбил ребенка! Был настолько пьян, что ему примерещилась собака.

– Плохая примета, – Вадим просипел, едва ворочая языком.

– Не боись! С тех пор, сколько езжу, нормально все!

– Я подумаю…

– Петух тоже думал, – он рассмеялся собственной недосказанной шутке: его смех начал булькать, захлебываться, пока не превратился в жуткий кашель.

Вадим от этого звука пошатнулся, все поплыло перед глазами. Нечеловеческим усилием воли он заставил себя не двигаться, не менять каменного выражения лица.

– Давно здесь живешь? – Как он ни старался, голос его дрожал. – Кажется, мы соседи.

– С рождения, – мужик, в последний раз затянувшись, выкинул окурок, – отец у меня участковым тут был. Пока не погиб при исполнении. Светлая память!

– Давно?

– Десять лет тому назад. Я тогда дурака, дубина, валял! Сколько крови батяне выпил. Раньше надо было думать! Глядишь, и батя остался бы жив.

– У меня тоже отец погиб…

– Мент? Может, наши вместе служили?

– Нет.

– Ладно, – мужик поежился, – не май месяц – на морозе в тапках стоять. Телефон запишешь?

– Запомню. Говори.

Он назвал одиннадцать цифр и добавил: «Славик». Вадим кивнул. Его шатало, словно он оказался на палубе океанского лайнера в дикий шторм, тошнота подступала все ближе.

Ватник уже давно скрылся в подъезде: промелькнул в окнах между первым-вторым этажом, потом третьим-четвертым и пропал. А Вадим все не мог сойти с места.

Потом, словно кто-то толкнул его, он побежал. Набирая и набирая скорость, пока не влетел в ворота своей школы.

Только тогда решился выключить диктофон и позвонить Алле.

Голос раздался в трубке моментально, словно она сидела и ждала его звонка.

– Алена, – Вадим едва шевелил языком, – дай телефон своего следователя.

– Сейчас пришлю. – Она по голосу поняла: что-то произошло, но не задала ни единого вопроса.

– Потом все объясню, – пробормотал Вадим, отключаясь.

Через несколько секунд он уже говорил с Иннокентием Семеновичем, задыхаясь от нервного напряжения и быстрой ходьбы.

Круглов был не обязан ему помогать, он в принципе мог не отвечать на ночные звонки, но так уж, в отличие от своего сына, этот человек был устроен: не умел оставаться в стороне.

Следователь выслушал Вадима – это имя, не будь оно связано с Аллой Немовой, ни о чем ему не говорило. И тут же назвал свой домашний адрес.

Любовь столь всесильна, что перерождает и нас самих.

Федор Достоевский

Вадим не перезвонил. Ни той ночью, ни через несколько дней. Алла сходила с ума от беспокойства, но решила, что больше никогда, ни при каких обстоятельствах не станет искать встреч или разговоров с ним. На это у нее уже не осталось сил. Если Вадим еще раз появится в ее жизни только для того, чтобы снова исчезнуть, она сойдет с ума!

К счастью, было на кого переключиться. Был Алешенька, о каждом дне которого она узнавала от Максимки и от Лены. Он теперь тоже мог с ней поговорить – Алла купила и передала ему с подругой детский телефон, на котором было всего несколько кнопок. Но ребенок, хоть и отвечал на ее звонки, все больше молча сопел в трубку. Она слышала только односложное «да», «хорошо» и неизменный вопрос, от которого у Аллы начинало щипать глаза: «Когда ты придешь?»

Был еще адвокатский экзамен – она готовилась к нему с таким упорством, словно от результата зависела чья-то жизнь. Да так оно, по сути, и было: в случае успеха ей предстояло выступить в суде. На самый конец зимы было назначено слушание по делу Максимки, а потом и Степана.