— Хиретки – лучшие наездницы, - как бы между прочим сказала Палия.

— Я не помню ничего, Палия, так что, не уверена, что смогу на лошадь запрыгнуть, - смеясь ответила я.

Лафат смотрел за тем, как впрягают лошадей, а мы уже вставали на цыпочки, рассматривая ряды с одеждой и едой. Запах копченостей дразнил так, что кружилась голова.

Когда с транспортом все было решено, Лафат оплатил фураж, который должны были закрепить за каретой, и оставил парнишку из дорожного дома присмотреть за лошадьми.

Первым делом он купил нам горячий белый хлеб с медом. Он продавался здесь на каждом шагу. Небольшую булку разрезали на четыре части, горячей окунали в растопленное масло, а потом в мед. Благодаря этому, кусок остывал лишь у корочки, за которую его следовало держать, а сладкая часть оставалась горячей, сочной.

Я чуть не лишилась рассудка от этого необыкновенного вкуса. Девушки сводили брови, с удовольствием облизывали пальцы и закатывали глаза. Мы смеялись, как дети, оттого, что теперь нам были доступны такие простые радости, как сладкий хлеб.

Теплые шаровары, шерстяные платья, что-то вроде коротких, стеганых пальто, как у Лафата, сапоги тем из нас, кому достались лишь тапочки Фалеи, меховые шапки в виде колпаков, как были в моем детстве, только с резинками. Все это здесь было «модным». Судя по тому, что важные ридганы не гнушаются надеть такую же стеганую куртку, верх которой, похоже, был выполнен из атласа, средняя часть «бутерброда» состояла из прошитой овечьей шерсти, а внутри ткань, очень напоминающая байку. Я не могла поверить, что здесь можно было увидеть такие ткани!

Стараясь не набирать ненужного, поскольку, как правило, в такого рода портах даже водичка стоит втридорога, я осекала “хотелки” девушек. Лафат довольно покивал, подтверждая мои опасения.

Уже рассвело, мы были готовы к дороге. Осталось лишь взять с собой немного еды и хотя бы один кусочек мыла.

Теплая одежда была куплена очень кстати. К обеду, когда мы выехали было ощущение, что температура стремится к нулю. Этого и следовало ожидать, ведь по подсчетам была уже глубокая осень. Как сказал Лафат, в Гордеро мы приедем с первым снегом, и хорошо бы поторопиться, чтобы не пришлось менять карету на сани.

Лафат ехал верхом, карету вели мы по очереди. Пришлось, конечно, поучиться, но сложностей не было. Сухая дорога и свет двух лун позволяли ехать и ночью. Я переживала лишь о том, что Лафат не спал. Сломаться может даже сильный человек, и хоть он говорил, что все хорошо, нельзя было столько взваливать на мужчину.

На вторые сутки дороги я предложила ему пересесть в карету. На козлах было место для двоих, и мы с Дашалой легко бы уместились там, давая возможность Лафату подремать в тепле с девушками.

— Мали, мой конь плохо пойдет на привязи, да и везти пятерых в легкой карете с грузом фуража двойке будет сложно, - с трудом отметая сон, щурясь, ответил на мое предложение Лафат.

— Хорошо. Говорят, что хиретки – лучшие наездницы. Я не помню себя дома, но мое тело, может быть, вспомнит? – страшно переживая за то, что на самом деле никогда не ездила верхом, ответила я.

— Это опасно, Мали, - сомневался Лафат, но я настояла на своем, и мы приступили к уроку «вождения».

Пока Лафат объяснял, как сесть на лошадь, я просто подтянулась за седло, поставила ногу в стремя и легко вспорхнула на жеребца. Он спокойно прислушивался к нам, даже не собираясь скинуть меня в ту же секунду.

Ноги сами прижались к крупу, и я вдруг поняла, что хочу двинуть ногами так, чтобы пришпорить его и продолжить путь. Телу было даже удобнее, чем ехать на верблюде: спина вдруг выпрямилась, бедра стали продолжением лошади, локти свободно легли к моим бокам, а кисти сделали взмах, после которого лошадь начала движение.

Страх внутри меня никак не сочетался с какой-то безумной радостью моего туловища. Это был еще один момент, когда я почувствовала в себе знания и характер другого человека. Раньше меня беспокоило лишь то, что в критических ситуациях мой язык начинал молотить без устали, не выбирая выражения, не боясь наказания. Судя по этому, девушка была с характером.

Лафат смотрел на меня сначала испуганно, но потом, когда я прибавила шагу, сделала круг, вернулась к карете и сделала жест головой, мол, ну, чего уставились, едем дальше, слез с козел, где планировал ехать, чтобы держать меня в поле зрения, и пересел в карету. Крита и Палия сели на козлы, чтобы освободить больше места в карете. Часть мешков с вещами перенесли внутрь, оборудую что-то вроде дивана, где наш единственный защитник мог прилечь.

Утренний морозец, выбеливший подсыхающую уже, жухлую траву, действовал на меня, как крепкий кофе: хотелось пришпорить коня и пуститься вскачь, быть осыпанной белым налетом льдинок с деревьев, которые вот-вот растают, лишь первые лучи солнца коснутся этой утренней сказки.

Почти сутки я не давала снять меня с лошади, но Лафат на очередном привале настоял, так как мне тоже нужен был отдых. Даже во сне снился этот полет, но зеленые поля сочной, напитанной дождями и солнцем травы я здесь никогда не видела. Неужели это память Мали? Это ее радостные воспоминания, что хранит мозг где-то очень глубоко, в скрытых от меня чуланах памяти.

Неделя для меня пролетела незаметно. И когда мы подъехали к Святому источнику, о котором мне прожужжали все уши девочки, землю на ночь покрывал тонкий слой снега. А утром он превращался в воду, что к вечеру уже просыхала на солнце.

Добротный бревенчатый дом на каменном фундаменте, черепичная крыша, слюда в окнах вместо стекол, говорили о том, что хозяева этого курорта совсем не бедствуют. Первый этаж был поднят высоко, и, скорее всего, дом имел и цоколь. А второй, наверное, вмещал комнаты постоялого двора.

Хороший навес над коновязью, большая конюшня за домом, даже убранные до морозов аккуратные грядки у сарая с сеном и соломой говорили о том, что хозяин – отличный парень, и его достаток нажит постоянным трудом.

Пара мальчишек лет двенадцати выбежали из дома, выпустив щедрую порцию горячего пара.

“Скорее всего, это двери кухни, и там что-то варится”, - подумала я и сглотнула слюну. Всю дорогу мы ели всухомятку, и сейчас, если я услышу запах любой похлебки, то, наверное, отдам за нее все, что у нас есть.

— Проходите, мы пристроим лошадей. Останетесь на ночь? Может, распрячь двойку? Видно, что им надо отдохнуть, - затараторили подростки, стараясь привлечь нас на дольше, но и показывая тем самым, что в заботе над скотинкой сильны.

— Останемся обязательно, - не дожидаясь, что скажет Лафат, ответила я. - Нам нужны две комнаты с большими кроватями, всем помыться, а прямо сейчас – горячей похлебки с хлебом.

— Проходите. Матушка уже готовит комнаты, а отец ждет вас внизу, - ответил один из парнишек, и еще больше поразил меня уровнем сервиса. Вот это маркетинг в средневековье! Оттого и не бедствуют. Как говорила моя бабушка: «Не оттого обеднели, что сладко ели, а оттого, что много спали». Эта семья, судя по всему, спит по очереди, ведь наемные работники никогда не проявят такой прыти.