— Что тут сложного? — нетерпеливо вздохнула королева. — В чем ты сомневаешься?

Лицо Персиваля скрылось в тени. «Мы никому не причиним вреда…»

— В ответе будет герцогиня, а не ты, — успокоила меня королева. — Твое дело — исполнять музыку. — И добавила мягко: — Принеси виолончель, сыграй мне что-нибудь. Может, меня озарит новая мысль.

Играть мне было труднее, чем всегда. Вставка в виде драгоценного камня, оправленного в небольшое серебряное кольцо, немного утяжелила колодку смычка. Конечно, к этому надо было просто привыкнуть. И вообще, я всегда считал, что у каждого смычка свои особенности. Плюс ко всему сказались последствия болезни, перенесенной в Кампо-Секо. Однако владение смычком служило предметом моей особой гордости: я надеялся, что гибкость движения и легкость касания запомнятся моим слушателям и станут своего рода моей фирменной маркой.

До открытия «Рица» оставалось два дня. Я собрал группу, участники которой признавали во мне лидера. Мы вместе составили программу, уделив основное внимание танцевальным произведениям, что давало мне возможность вести наблюдение за толпой. Утром знаменательного дня я отправился к портному забирать костюм, который отдавал переделать перед отъездом в Кампо-Секо. «Он был готов еще три недели назад, — пожурил меня мастер. — Я уж собирался его продать. Думал, вы уехали из страны».

Три недели! Как летит время. В Кампо-Секо закончили сбор винограда. И Персиваль с дружками в любую ночь могут снова наведаться к отцу Базилио. Но я уже далеко: у меня своя жизнь, у меня моя музыка и люди, которым я нужен и которые меня ценят.

Перед входом в отель развевалось с полдюжины национальных флагов. В полированном паркете отражался свет канделябров. Наш квартет расположился в передней части Сала Реаль — вытянутого в длину зала с белыми стенами, украшенными витиеватой лепниной. Я присел в кресло возле огромного квадратного зеркала, занимавшего почти всю стену, и начал разглядывать гостей.

Пока изысканно одетые дамы и мужчины в смокингах заполняли зал, мы исполняли простые мелодии Гайдна. Постепенно набралось около двух сотен человек. Во время первого перерыва гостиничный бой подал мне на подносе бокал с прозрачной жидкостью, которую я, не задумываясь, проглотил. Это оказался джин. Я еще переводил дух от крепкого напитка с ароматом можжевельника, когда мужской голос шепнул мне в ухо: «Если понадобится, можете послать за мной этого парня».

Я быстро оглянулся, но заметил лишь удалявшийся от меня силуэт. Зато я услышал, как к нему обратился другой мужчина, нечаянно его задевший: «Извините, дон Перес». Значит, ко мне подходил сам министр. Парнишка, подавший мне джин, стоял у зеркала и изучал жемчужного цвета пуговицы на своих белых перчатках.

Вскоре объявили о прибытии короля, и мы заиграли национальный гимн. Последовали речи и тосты: за Париж и французского архитектора, за Испанию, за короля. Я выпил еще один коктейль и немедленно об этом пожалел: отражавшиеся в зеркалах сверкающие канделябры заплясали у меня перед глазами. Я попытался сосредоточиться и отыскать в толпе голубое платье. Это было нелегко — весь зал был залит бирюзовым светом. Но вот гости зааплодировали заключительной речи, и я наконец увидел бледно-голубые оборки, каскадом опускавшиеся к полу, а над ними — обнаженную узкую спину в глубоком вырезе платья. Мне казалось, что стоит мне дотронуться до зеркала, и мои пальцы прикоснутся к этой спине. Я потряс головой, прогоняя наваждение, и поманил пальцем боя.

— Послание министру? — шепнул он.

— Нет, — крикнул я так громко, что он чуть не подпрыгнул. — Еще джину!

Гостей еще прибыло, стало тесно, так что в зале без конца звучали извинения. Обтянутые декоративной тканью кресла пустовали. Никто не желал сидеть.

Скрипач тронул меня за рукав, пробуждая меня от грез. Мы заиграли вальс, и центр зала стал похож на водоворот. Танцевал король, но не с герцогиней, а с пожилой дамой в платье с пышными рукавами, которые развевались, как крылья. Герцогиня стояла в стороне и беседовала о чем-то с несколькими молодыми и красиво одетыми дамами. В зале не было ни одного черного одеяния. Здесь становилось все жарче. Лица танцующих блестели испариной.

Бросив очередной взгляд в зеркало, я обнаружил, что бледно-голубое пятно исчезло. Мелькнул край платья герцогини, удалявшейся в соседний зал. Королева уверяла меня, что герцогиня ни за что не пропустит танцы, но она ушла. Я не знал, что мне делать. Тревожить министра, пожалуй, не имело смысла — король по-прежнему находился в зале.

Знаком я велел музыкантам продолжать играть, отставил виолончель в сторону и быстро соскочил со сцены. Бой вопросительно посмотрел на меня, но я отрицательно помотал головой. Промчался через холл, повернул за угол — и снова увидел мелькнувший подол платья. Я прибавил шагу, сделал очередной поворот, и тут услышал стук закрывшейся двери. Я стоял возле нее, тяжело дыша. Затем, решившись, нажал на золоченую ручку двери. Она распахнулась, и я отшатнулся от шума женских голосов и облаков пудры.

— Какой ужас! — закричала дородная женщина. — Здесь мужчина!

В глубине пахнущего духами убежища раздался женский смех.

С пылающим лицом я побежал прочь. Миновав мужской туалет, по красному ковру устремился к выходу и оказался на улице, с наслаждением вдыхая холодный ночной воздух. Я решил, что у меня есть в запасе немного времени: герцогиня наверняка пробудет в дамской комнате еще несколько минут. Я ждал, когда из головы выветрится джин, а в ушах умолкнет гул. Подняв глаза к бархатному небу, усыпанному звездами, я на краткий миг ощутил покой. Затем перевел взгляд на «Риц», из окон которого лился свет люстр и канделябров. Стекла немного запотели, и световые пятна слегка расплывались. Внезапно мне почудилось, что там, за окнами, горят факелы, много-много факелов… Я сделал глубокий вдох.

Где они сейчас, мои земляки, мои старые школьные товарищи из Кампо-Секо, мои соседи? Я не забыл, как мальчишками мы собирались в пересохшем русле ручья. Теперь и я, и они стали почти вдвое старше. И у них совсем другие забавы. В последний раз им удалось избежать наказания, но это значит лишь одно: они станут вести себя еще более дерзко. Что они натворят в ближайшее время? Они катятся вниз, и чем дальше, тем быстрее.

Кто-то потянул меня за рукав. Это был бой:

— Скрипач просил передать, что они вас ждут.

— Хорошо, я сейчас.

Однако я не сделал ни шагу, не в силах тронуться с места. В голове проплывали воображаемые картины, но такие ясные, как будто я видел их наяву. Вот они миновали ремонтную мастерскую, вот подошли к водоразборной колонке. Возможно, кто-то из компании захотел пить и наполнил водой кожаный мешок. Они добрались до соседнего квартала, прошли мимо закрытого газетного киоска и кафе. Может, в этот миг из окна выглянула жена одного из них и крикнула: «Эй, что не заходите? У меня есть суп, могу угостить…»

— Скрипач… — Бой настойчиво теребил мой рукав. — Он очень просил…

Иду, иду.

В зале смолкли звуки очередного вальса и раздались аплодисменты. Гости хлопали королю и его партнерше — довольно пожилой даме, которая благодарно прижимала руку к груди и тяжело дышала после танца. Король рассеянно улыбался тонкогубой самодовольной улыбкой, обшаривая взглядом зал. Вернулась герцогиня и встала у стены. Лицо ее, обрамленное рыжеватыми локонами, больше не сияло.