– Вы-то старатели те ещё, да. Что там, скажи хоть в двух словах?

– В недельный срок необходимо нарисовать красные круги диаметром в пять сантиметров на всех секретных рубках, приборах и пультах!

– На всех?

– Да!

– Приборах?

– Так точно!

– Слушай, ну у нас так-то вообще лодка секретная вся; может, мы просто на рубке круг красный нарисуем и всего делов? И краску сэкономим, и время!

– Нет, ну так не получится, тащ командир! У всех же допуски разные даже внутри!

– Для этого, по вашим же прошлым указаниям, на каждой рубке висит табличка с пофамильным перечнем лиц, которым туда разрешено входить!

– И всякие шефы к вам приезжают, корреспонденты, генералы зелёные с «Кумжи» на экскурсии, – у них там вообще хрен пойми какие допуски!

– Нормальное дело, дык пусть не ходят вообще! Я их зову сюда, что ли? Вы же сами их возите. Возите вот на тринадцатую, на семнадцатую. Чего вы их на боевой крейсер-то тягаете всех?

– Так именно потому что он – боевой! Так солиднее же! Вашу славу, Сан Сеич, не укроешь теперь ни от кого полой шинельной!

– Льстец! Ну а список? Список есть этого оборудования с местами его расположения? Вы проверять-то потом как будете? Вы же будете потом проверять?

– Само собой! В кои-то веки и на нашей улице праздник! Вот в приложении перечень, ознакомьтесь!

Командир берёт стопку листов, шуршит ими, хмыкает и морщится:

– Это с двести второй список, ну блин, опять вы дали маху, товарищи чекисты!

– А какая разница? Одинаковые же они!

– Эдуард, скажи ему ты.

– Товарищ особенный оперативный уполномоченный, даже длина у всех корпусов разная, а уж компоновка оборудования и подавно!

– Да ладно? Ну вы тогда сами определитесь по месту, а мы уж потом проверим как-нибудь…

– Всё у вас как-нибудь, товарищи контрразведчики, разброд и шатание! Эдуард, собирай командиров боевых частей, буду им задачи нарезать!

С особым отделом и отношения на флоте были особые. Для чего на корабле нужен контрразведчик, казалось бы? Самый очевидный ответ – для предотвращения контрреволюционных бунтов и охраны важных военных тайн. Может быть, вам их роль, так же как и мне, кажется не столь очевидной, особенно при нахождении корабля в море, но кто нас с вами спрашивал?

Особист не входил в состав экипажа, не проходил предпоходные подготовки и терпел тяготы воинской службы на берегу где-то в недрах своего особого отдела, хотя за каждым экипажем был закреплён свой личный представитель, и в море ходил только он. Чем они там на берегу занимались – вообще ума не приложу. Ну иголки там точили, может, ремни на дыбе водой смачивали, чтоб те не рассохлись, точно не известно. Да и в море, в общем-то, особиста нашего почти и не видно никогда было – за три месяца автономки он в центральном, может, пару раз всего и появился. При этом, гад, так и не отвечал нам на вопрос, что у него лежит в ПДА: ПДА или всё-таки «наган»? А если там не «наган», то где он тогда прячет свой именной? Не, ну а как он с бунтами справляться собирался? Всё хихикал, гад, своей опухшей от сна рожей.

Особистов не любили, в этом они были похожи на замполитов. Их не любили скорее по традиции, чем по каким-то реальным пакостям. Хотя нам с особистами везло – нормальные были ребята. Одно существенное отличие от замполитов у них было – над ними не шутили. А если на подводной лодке над тобой не шутят, то это равноценно тому, что ты ходишь с табличкой «Изгой» на груди. Наверное, тяжело им от этого приходилось, сейчас вот мне подумалось. Сидит, например, в центральном группа офицеров, что-нибудь живо обсуждает, смеётся и машет конечностями. Но только в люке показывается особист, кто-нибудь обязательно скажет: «Тише, особист!» И все сразу замолкают резко, как будто тумблер выключили, и начинают рассматривать ногти, палубу или подволок. А он же такой уже улыбается, ну слышно же, что весело, ему же тоже хочется посмеяться и с братьями по разуму поговорить. А тут резкая мёртвая тишина и философские вздохи со всех сторон, и улыбка его такая неуместная сразу становится, и вроде как стыдно ему, и совсем впору начинать тушеваться, переминаясь с ноги на ногу.

– Ну что вы, ребята! Да я же свой! Ну в конце-то концов!

– Среди концов найдёшь конец ты наконец! Это вы, товарищ, Игорю Юрьевичу расскажите, какой вы свой!

Да, Игорю не повезло однажды – попал он в переплёт с особым отделом. И всё ведь, как обычно, из благих побуждений. Решил он, чтоб зря штаны в автономке не просиживать, помочь двинуть науку, желательно вперёд, а там уж как получится, и сугубо для этой цели связался с широко известной в узких подводницких кругах бандой Зезюлинских.

Это был целый клан – там подводниками были вообще все: дед, отец, сколько-то сыновей. Кто-то утверждал, что сыновей двое, но лично я знал троих, а сколько их на самом деле – не знал никто. У нас в дивизии служили братья-близнецы Андрей Горыныч и Павел Георгиныч. А чуть помладше их брат служил в науке, он-то и заразил Игоря идеей подключить к системе «Ураган» (управление паропроизводящей и паротурбинной установками) системный блок компьютера и записывать три месяца все показания и изменения в состоянии ядерного реактора в процессе его активной эксплуатации, а потом передать российской науке шестьдесят три километра этих абсолютно никому непонятных графиков. И потом особисты к-а-ак взялись за этого бедного Игоря! Он им и так и сяк объяснял, что в ядерном институте допуски у Зезюлинского выше, чем у них всех, вместе взятых, и что сведения обезличенные и относятся только к физическим параметрам активной зоны реактора, что является чистой физикой, или может что – уже в стране и физику засекретили? Долго они его таскали на допросы всякие и дознания, но отстали в итоге. Наверное, Игорю просто повезло, что уже был не Советский Союз. Или, может, они испугались, что мы собирались особый отдел их сжечь к хуям собачьим, чтоб они от боевого нашего друга отстали, просто дождь шёл тогда ночью, а на следующий день мы протрезвели.

Но как бы к ним ни относились, а приказания их исполняли, тем более когда они были закреплены флотским приказом. Командиры боевых частей разделили своё оборудование, получили красную краску, поролоновые тампоны и возглавили это дело, абсолютно никак не связанное с выполнением задач по предназначению. Больше всего повезло механикам – у них меньше всего оказалось совершенно секретных приборов – и стадом в семьдесят человек они справились буквально за день, а потом ещё ходили за командиром и клянчили: «Ну тащ командир, ну можно мы ещё тут вот кружок нарисуем, и вот тут, и на насосах дифферентной системы?» Командир только отмахивался и разрешал рисовать даже на лбах у себя, для реализации своего творческого потенциала и детских мечт. Больше всего трудились ракетчики – там у них вообще всё абсолютно секретное, да ещё в четырёх отсеках, каждый из которых размером с подводную лодку Второй мировой войны. Зато в отсеках приятно щекотало нос свежим запахом вонючей краски и снились цветные сны дней пять.