7 ноября Гейман созвал военный совет, на котором были рассмотрены возможные варианты боевых действий. Все собравшиеся понимали, что начинать осаду бесполезно, поскольку осадные орудия Кавказской армии отправили в Карс. Организация блокады силами 25 тыс. человек тоже оказывалась невозможной. Территория была очень обширной, и существовала вероятность того, что на помощь Эрзеруму придут войска из Трапезунда (несмотря на отправку подкрепления на Балканы, у Дервиш-паши в Батуме еще оставались значительные силы). Кроме того, коммуникации русской армии были уже и так сильно растянуты, а зимой вообще могли стать ненадежными. Оставалось два варианта: штурмовать Эрзерум или вести наблюдения за его гарнизоном с хребта Деве-Боюн, ожидая падения Карса, а также подкреплений и подвоза припасов, необходимых для успешной осады. Гейман предложил вместо штурма устроить внезапную атаку (русские не имели даже осадных лестниц); самым подходящим временем для нее было ночное. Ночи в ноябре длинные, поэтому решили, что в ночь с 8 на 9 ноября войска произведут необходимые маневры и нападут на защитников Эрзерума. Штаб Геймана разработал длинную, подробную диспозицию, в которой точно указывалось время всех войсковых перемещений. Недавний опыт задержек в пути и потери направления был забыт. В плане указывалось, что атака при дневном свете приведет к серьезным потерям, и только ночная операция дает шанс на успех – «ни одного выстрела и удара штыком». От офицеров, командовавших колоннами, требовалась максимальная собранность.

В 6 часов вечера 8 ноября генералу Авинову было приказано взять Грузинский и Ереванский гренадерские полки и две роты саперов и выдвинуться по двум сложным горным дорогам на склонах Паландёкена в точку, расположенную в одной миле от Кереметли-Табии; прибыв туда, он обязан был ждать начала атаки на Карской дороге. О том, что она началась, он догадался бы по выстрелам. Идея была очень смелой – людям Авинова предстояло пройти 15 км по неизвестной горной местности в кромешной тьме ноябрьской ночи. В 2 часа утра 9 ноября полковник Крузенштерн с 3-м полком кавказских стрелков и одним крымским батальоном должен был обойти форт Ахали и овладеть им без единого выстрела атакой с его незащищенного тыла. О захвате Ахали полковник должен был сообщить сигнальной ракетой. От людей Амираджиби – 156-й (Елизаветпольский) и 153-й (Бакинский) полки – требовалось небольшими группами проникнуть в овраг, который тянется перед фортом Азизие, и точно в 2 часа утра начать его штурм. Фон Шак с тифлисскими и мингрельскими гренадерами должен был сосредоточиться на перевале Деве-Боюн, чтобы в 2 часа утра начать решающее наступление на Карские ворота. Резерв, которым командовал генерал Тергукасов, состоял из двух крымских, трех ставропольских и трех таманских батальонов и артиллерии. Кавалерия должна была вступить в дело только после 5 часов утра – ей поручили отрезать разбитого врага, который побежит по дороге на Ольты и Трапезунд.

Атака на самый сильный и важный форт Месидие рассматривалась как вторая стадия боя, которая должна была начаться после захвата Ахали и Азизие и прохода войск Авинова через природную брешь в стенах около Кереметли-Табии.

Сложность соблюдения временных рамок и сохранения нужного направления в темноте стала очевидной, когда елизаветпольцы (из колонны Амираджиби), от которых требовалось пройти всего 6 км, сбились с дороги, и бакинцам пришлось штурмовать форт Азизие в одиночку. Эта задача была выполнена превосходно – атака застала турок врасплох. Настал благоприятный момент для неожиданного нападения на Месидие, стоявшего всего лишь в полумиле, однако бакинцы не получили приказа о штурме, поскольку командир бригады, Амираджиби, растворился в темноте вместе с елизаветпольцами. Время шло; приближался рассвет. Мехмет-паша, находившийся в Месидие, бросил свои войска в контратаку; одновременно из Карских ворот города вывалилась огромная вооруженная толпа жителей[54].

Тем временем Крузенштерн, дважды обойдя вокруг редута Ахали (как потом выяснилось) и не найдя его, двинулся назад, к тому месту, откуда он вышел. Фон Шак, ожидавший ракеты Крузенштерна, не сумел атаковать Карские ворота в тот момент, когда началась вылазка. Бакинцы на редуте Азизие остались в одиночестве и попали под огонь форта Месидие. Одновременно они должны были отражать атаки пехоты Мехмет-паши и толпы горожан. Потеряв 600 человек, они сумели вырваться из форта, захватив в плен около 600 турецких солдат; 130 русских бойцов попали в руки турок. После захвата Азизие Мехмет-паша попытался перейти в наступление, но с рассветом Амираджиби сориентировался на местности, и елизаветпольцы отбросили торжествующих турок назад. К 9 часам утра всем стало ясно, что внезапная ночная атака потерпела полный провал.

Авинов шел всю ночь. Намеренно или нет, но его проводник из местных повел его дальней дорогой, и измученная тяжелым маршем колонна появилась у стен Кереметли-Табии уже при дневном свете – и была встречена огнем турецких пушек. Авинов отступил и двинулся назад; он шел почти весь день, так и не выполнив своей задачи.

Потери русской армии составили более чем 800 офицеров и солдат, из которых три четверти пришлось на храбрых бакинцев. Турки потеряли три батальона в Азизие; в целом их потери составили 1,6 тыс. человек.

Провал ночной атаки и ошибки в ориентировании и соблюдении сроков привели темпераментного Геймана в ярость. Несколько дней в русской ставке шли жесточайшие споры. Гейман настаивал на повторении атаки (14 или 15 ноября), однако Тергукасов, которого поддержал Девель (недавно приехавший в ставку), упорно возражал против этого. Поскольку оба этих командира были с ним в одних чинах, навязать им свою точку зрения Гейману не удалось.

Тергукасов и Девель ссылались на усталость солдат и распространившиеся среди них многочисленные заболевания, а также на уже начавшее ощущаться отсутствие необходимого продовольствия и вооружения. Приближалась зима – достаточно суровая на открытых вершинах Деве-Боюн, располагавшихся на высоте 2440 м. Конечно, часть солдат могла уйти на постой в деревни и военные лагеря в долине Пасин, однако большинство их должно было остаться в горах. Более того, в полках кавалерии осталось лишь 30 % бойцов; она страдала и от отсутствия фуража. Именно слабость кавалерии помешала русским организовать блокаду Эрзерума, в результате чего коммуникации этого города с Эрзинджаном и Трапезундом не были перерезаны, и Мухтар-паша смог доставлять туда боеприпасы и продовольствие. В Эрзерум прибыла пехотная бригада (6 батальонов), присланная Дервиш-пашой из Батума в Трапезунд. В первые недели после успеха при редуте Азизие моральный дух защитников Эрзерума был очень высок, но вскоре начались болезни, и он упал так низко, как не было даже при поражении.

Изучение особенностей местности в районе Карса спустя 74 года после штурма этого города представляет лишь академический интерес. В то же самое время этот штурм можно безо всякого преувеличения назвать выдающимся. Один американский историк, изучавший войну 1877–1878 гг., писал, что Аладжийская битва и штурм Карса – самые крупные победы во всей русской военной истории. В годы Второй мировой войны проблема изучения штурма крепостей снова приобрела свою актуальность, и тактика русских войск, которую они применили для взятия Карса, разработанная с учетом ошибок, допущенных под стенами Эрзерума и в других сражениях, достойна самого пристального внимания.