– Да, с удовольствием.

Я поворачиваюсь так, чтобы меня слышали ее фрейлины, среди которых, низко наклонив голову над шитьем, сидит моя сестра. Изабелла старается сделать вид, что она не слышала этого разговора, но мне хочется верить, что она мечтает со мной поговорить. Не может быть такого, чтобы моя сестра осталась равнодушна, узнав, что я беременна первым ребенком.

– Если у меня родится девочка, я назову ее Елизавета Изабелла, – говорю я достаточно громким голосом, чтобы мои слова долетели до ее ушей.

Сестра отвернулась к окну, глядя на кружащийся за окном снег и делая вид, что происходящее ее никак не касается, но, услышав собственное имя, она поворачивается в нашу сторону.

– Елизавета Изабелла? – повторяет она. И это были первые слова, которые она сказала мне с той встречи при дворе, куда я предстала уже в качестве тайной жены Ричарда.

– Да, – громко подтверждаю я.

Она приподнимается со своего кресла, затем опускается на него снова.

– Ты назовешь свою дочь Изабеллой?

– Да.

Я вижу, как она заливается краской, затем наконец поднимается на ноги и идет навстречу мне, чтобы отвести в сторонку от фрейлин.

– Неужели ты назовешь ее в мою честь?

– Да, – просто отвечаю я. – Ты будешь ее тетушкой, надеюсь, ты будешь любить ее и заботиться о ней, как о родной. И… – Я колеблюсь. Разумеется, Изабелла, как никто другой, знает, как меня страшат предстоящие роды и почему. – И если со мной что-нибудь случится, то я надеюсь, что ты вырастишь ее как свою дочь… и расскажешь ей о нашем отце, Иззи. И обо всем, что с нами случилось. О нас, о том, как между нами все пошло прахом…

На мгновение лицо Изабеллы искажает судорога, когда она пытается сдержать слезы. Потом мы бросаемся друг к другу в объятия, плача и одновременно смеясь.

– Ох, Иззи, – шепчу я. – Как же мне тяжело было злиться на тебя!

– Прости, Энни, мне так жаль, так жаль! Мне не следовало так поступать. Я не знала, что мне делать, все произошло так быстро. Нам надо было получить наследство… а Джордж сказал… и еще ты сбежала…

– И ты меня прости, – говорю я. – Я знаю, что ты не могла пойти против мужа. Теперь я это понимаю.

Она кивает. Ей не хочется говорить о Джордже. Жена должна повиноваться мужу, она дает клятву об этом пред лицом Господа у алтаря, и мужья требуют исполнения этого долга в полной мере, получая абсолютную поддержку и священников, и общества. Изабелла является такой же собственностью Джорджа, как его слуга или лошадь. Я тоже давала клятву верности Ричарду, как своему лорду, и на самом деле я мало чем отличаюсь от той самой кухонной прислуги. Женщина должна повиноваться своему мужу, как раб повинуется своему господину: так устроен мир и так заповедовал Господь. И не имеет значение, прав ли муж и видит ли его ошибки жена.

Изабелла робко протягивает руку к моему животу. Я принимаю ее руку и даю ей почувствовать, как раздался мой живот под складками юбок.

– Энни, ты уже такая большая! Ты хорошо себя чувствуешь?

– Сначала меня тошнило, но теперь все хорошо.

– Поверить не могу, что ты мне сразу об этом не сказала!

– Я хотела, – признаюсь я. – Правда, очень хотела. Только не знала, как начать.

Мы вместе отворачиваемся от придворных особ.

– Ты боишься? – тихо спрашивает она.

– Немного, – отвечаю я, но вижу, насколько тяжел ее взгляд. – Очень боюсь. – Мне приходится это признать. Некоторое время мы молчим, обе вспоминая каюту в раскачивающемся на волнах корабле, и крик моей матери, велящей мне вытащить ребенка из утробы сестры, и ужас от того, как поддается моим усилиям маленькое тельце. Образы, мелькающие перед моими глазами, настолько живы, что я чувствую, как подо мной подкашиваются ноги, словно я снова нахожусь на палубе корабля, пляшущего на волнах. Она берет меня за руки, и мне снова кажется, что мы только что пристали к берегу и я рассказываю ей о маленьком гробе, который мать отдала на волю волн.

– Энни, нет причин думать, что с тобой что-то будет не так, – искренне говорит она. – Почему ты думаешь, что с тобой произойдет то же, что и со мной? Мне было так больно и плохо из-за того, что я была в открытом море во время шторма и мне угрожала опасность. Ты же будешь в безопасности, и твой муж…

– Мой муж любит меня, – с уверенностью заканчиваю фразу я. – Он говорит, что отвезет меня в замок Миддлем и пригласит туда самых лучших докторов и повитух со всего края. – Я ненадолго замолкаю. – А ты… Я знаю, ты, возможно…

Она ждет. Она должна понимать, что я хотела бы, чтобы она была со мной, пока я буду ожидать появления младенца в изоляции.

– У меня больше никого нет, – просто говорю я. – И у тебя тоже. Что бы между нами ни происходило, Иззи, сейчас, кроме друг друга, у нас никого нет.

Ни одна из нас не вспоминает о матери, все еще находящейся в заточении в аббатстве Бьюли. Ее лишили состояния, которое сейчас поделили между собой наши мужья, соревнуясь друг с другом в мастерстве отхватить кусок повкуснее. Она писала нам обеим письма, полные угроз и жалоб, в которых она клялась, что больше не напишет нам ни строчки, если мы не пообещаем ей содействовать ее освобождению. Она знает не хуже нас обеих, что мы допустили такой ход событий, не в силах помешать задуманному нашими мужьями.

– Мы осиротели, – тихо говорю я. – Мы позволили себе стать сиротами. И теперь нам не к кому обратиться за помощью, кроме как друг к другу.

– Я приеду, – отвечает она.

Замок Миддлем, Йоркшир

Весна, 1473 год

Шесть недель в предродовом уединении в Женской башне замка Миддлем вернули меня в долгие дни детства. Мужчинам вход в покои уединения запрещен, поэтому все, от дров для каминов до блюд наших трапез, должно было передаваться у входа в башню одной из моих служанок. Священник приходит по перекидному деревянному мостику от основного строения замка, чтобы прочитать молитвы и провести службу у порога, за ширмой. Он передает мне просвиру через металлическую решетку, даже не глядя на меня. До нас почти не доходят новости. Изабелла время от времени переходит в основное строение замка, чтобы отужинать с Ричардом, и возвращается с рассказами о том, что маленький принц Уэльский переезжает в замок Ладлоу. На мгновение мне кажется, что речь идет о моем первом муже, которому раньше принадлежал этот титул. Если бы он был еще жив, то прекрасный замок Ладлоу принадлежал бы нам, ведь Маргарита Анжуйская планировала поселить нас там на первые несколько месяцев после победы, чтобы донести нашу волю до народа Уэльса. Но потом я вспоминаю, что теперь эта страница моей жизни перевернута и я принадлежу к дому Йорков и должна радоваться тому, что принц достаточно подрос, чтобы поселиться в собственном замке в Уэльсе, даже если за этим замком будет присматривать его дядюшка, Энтони Вудвилл, вдовец, который исключительно благодаря своей жене, а не своим достоинствам приобрел титул барона Скейлз.