Я безмолвно смотрел на своего напарника. Да, мы были знакомы прежде. В самом начале моей институтской карьеры я видел эту высокую, худую, на редкость подвижную фигуру у себя на тренировках. Если не ошибаюсь, он учился работать с парными короткими мечами, только тогда лицо его было гладко выбритым, теперь же его украшали усы и борода. Но забыть этот хитрый взгляд и эту переносицу в форме латинской буквы S было невозможно.

– ...Умываю я красну девицу из загорного студенца ключевой водой; стираю я с красной девицы все узороки с призр-роками, отмахиваю я от красной девицы зловещих воронов с воронихами, с ворончатами; отгоняю от красной девицы ее заклятого врага, что того врага, что заронил призорокив в ее тело белое, в ее сердце ретивое, что того врага, что затмил очи ясны...

– Нет, – покачал головой я, – сегодня я с тобой не пойду. Надо дотащить конвой до Казани. Да там, считай, день-два. На круг дней пять выходит.

– Хорошо, я буду ждать тебя в степи за Казанью в полудне пути. Постарайся не задерживаться, не то батьку без меня родимчик хватит. Уйдет за Хвалынское море, ищи его потом!

Я кивнул.

– ...А буде кто покусится порушить мой заговор, ино ему провалиться в бездны преисподние, в яму угольную, а красной девице быть подобру-поздорову.

Как только отзвучали эти слова, над утесом повисла тишина. Мы с казачьим атаманом напряженно глядели на затворенную дверь избушки. Она все не открывалась и не открывалась. Наконец дверь тихо заскрипела, и на пороге появилась красная от напряжения Баба-яга.

– Хух, – сказала она, вытирая рукавом пот со лба. – Нет, голуби мои, так ничего не получится.

– Что с Бетси? – выпалил я.

– Спит, голуба сердешная. Впервые за многие и многие недели спит спокойно. Да только дело здесь не шутейное: смерть в ногах у нее сидит, того и гляди, к изголовью переберется. Одним заклинанием здесь не обойтись. Смерть на краткий миг обмануть можно, прогнать ее никому не удавалось.

– Так что же делать? Старуха пожала плечами:

– В домовину ей надо. Трижды на три дня.

– Это в гроб, что ли? – прошептал я.

– В него, касатик. Чтоб ни света белого, ни звука малого.

– Неужели нельзя иначе?

– Нельзя! – нахмурилась колдунья. – Из жизни в жизнь без смерти за сорок дней перешла. К себе обратно путь через смерть лежит: девять дней самый малый срок.

– Да ведь...

– Не умрет, – словно читая мои мысли, покачала головой ведьма. – Жар-цветок ваши слова слышал. Лада за вас слово молвила. Вы сердцем едино загадали – жива будет. Да вот только тебе, добрый молодец, от того прок малый.

Отпечатки перста Божия никогда не идентичны друг другу.

Станислав Ежи Леи

Бетси Чедлэй спала на печи, закутанная в одеяло. Судя по умиротворенному выражению ее лица, спала она действительно спокойно, как-то по-детски посапывая носом.

– Мадам, – обратился я к Бабе-яге, – надеюсь, что вы можете сотворить чудо. Когда Бетси проснется, я постараюсь убедить ее остаться с вами. Полагаю, она меня послушает. Но позвольте узнать...

Я замялся. Мне было известно, кто наложил чары на девушку, известно, во всяком случае, я подозревал, для чего было затеяно все это «омоложение»... Но каким образом удалось Калиостро сделать то, что он сделал?

Меня не оставляла мысль, что нам еще предстоит встретиться лицом к лицу, и подготовиться к предстоящей встрече надлежало весьма тщательно. Уж больно непрост был мой предстоящий противник. Но, как говорится, цель и фигуранты преступления были установлены, теперь следствию осталось выяснить способ его совершения. А дальше, полагаю, его сиятельство ожидали множественные разочарования в жизни, возможно даже несовместимые с оной.

Однако спрашивать колдунью о методах ее работы, пусть даже не ее, а, так сказать, коллеги, было, по-видимому, не слишком разумно. Кто же станет делиться секретами фирмы с первым встречным?

– Мой друг хочет узнать, – видя мое замешательство, вклинился в разговор Лис, – что за злой колдун нашу красну девицу зачаровал и какого рожна ему это было нужно?

– Ну, какого рожна надо было, я сказать не могу, – развела руками Яга, – а вот образ чародея неведомого, если хотите, я вам выведу.

– Было бы очень любезно с вашей стороны.

– Ну, касатики, это я мигом. – Старуха суетливо подскочила к столу. – Где тут оно у нас? – Она вытащила блюдце из-под одной из чашек и посмотрела его на свет. – Не оно... Тоже не оно, – отставила она в сторону второе блюдце. – А вот и оно! – Бабуся-ягуся поставила посреди стола блюдце, на мой взгляд, ничем не отличавшееся от своих собратьев. Простенькое такое блюдечко с голубой каемочкой. – Так, это есть. Теперь... Где ж фрукта-то? А! – Бабуся подняла вверх палец. – Вспомнила! – Она подняла крышку ларя, на котором за чаем сидели мы с Бетси, и углубилась в изучение его содержимого. – Кстати, если интересуетесь, – она вытащила из ларя пару вставных челюстей, на мой взгляд, вполне обычных, хотя и несколько крупноватых, – зубы-самоеды, есть вот еще путы-самовязы...

– Бабусь, не отвлекайся, – попросил, улыбаясь, Лис. – Все эти папиросы-самокрутки оставим до следующего раза.

– Да-да, касатик. Вот оно, мое пригожее, вот оно, мое славное. – С этими словами пожилая леди извлекла из забитого волшебным хламом ларя крупное желтое яблоко, прекрасно сохранившееся, несмотря на такой странный способ хранения. Закрыв крышку, она положила яблоко на блюдечко и заговорила нараспев, слегка подвывая: – Яблочко золотое, чистым соком налитое, прокатись-пройдись по кругу, все поведай мне, как другу, что было да как оно было, где бы оно ни было. Выведи мне злого ворога, наложившего мороки тяжкие на красну девицу.

Послушное заклинанию яблоко завертелось на блюдце, словно стирая белую глазурь со сверхплоского экрана его донышка.

– Мелковата посуда, – вздохнул Лис. – На Западе, бабуся, в таких случаях уже давно блюдами для торта пользуются.

– Ну уж прости, родимый, – развела руками Баба-яга, – чем богаты, тем и рады.

На экране разворачивалось действие. Малюсенький Калиостро сопровождал в уединенную башню старинного замка величественную, богато одетую женщину, неуловимо похожую на Бетси. «Вернее было бы сказать, что Бетси похожа на нее», – подумал я, невольно ловя себя на мысли, что по-прежнему продолжаю думать о ней как о настоящей герцогине Кингстон.

– А шо, звука нет? – вмешался Лис.

Картинка сменилась другой: та самая дама в каком-то странно расслабленном состоянии восседала в глубоком кресле, безвольно уронив руки на подлокотники. Перед ней, испуская клубы разноцветного дыма, стояли восточные курильницы, у ног ее с блюдом тропических плодов в руках сидела девушка в длинном, до пят, темном одеянии с непроницаемо густой чадрой на лице. Вокруг горело множество свечей. Невозможно было определить, день там или ночь, поскольку в комнате не было ни одного окна. Дама что-то произносила, рот ее беззвучно открывался, и, хотя слов не было слышно, казалось, что говорит она словно во сне. Выражение ее лица оставалось неизменным и будто бы отсутствующим.