Внезапно дверь распахнулась, на пороге появился какой-то лысый мрачный мужчина и со злостью крикнул:

– Немедленно перестаньте! Не даете отдохнуть!

– Что с тобой, Майк? – удивился Ренни. – От чего, собственно, ты хочешь отдохнуть?

– Не от чего, а перед чем! – огрызнулся лысый Майк. – Попробуй сам быть режиссером с вашим братом! Уже десять часов, а завтра все как один должны быть в восемь тридцать утра здесь в холле, и уже в костюмах и гриме! Так не лучше ли отправиться на боковую?

Ответом ему был общий стон. Ренни не сдавался:

– Ведь ты же назначил сбор на девять тридцать!

– А теперь назначаю другое время, восемь тридцать, так надо! Все слышали? Опоздавшие платят штраф! Так что отправляйтесь спать и дайте отдохнуть приличным людям!

И режиссер удалился, хлопнув дверью.

– «Приличным людям»! Надо же, какое самомнение! – проворчал ему вслед Ренни Рено.

Настроение, однако, уже было испорчено, и молодежь нехотя стала расходиться.

Возвращая владельцу гостиницы саксофон, Ренни важно сказал:

– У инструмента не все в порядке со звуком. Постарайтесь наладить к тому времени, когда я снова приеду к вам.

– Обязательно постараюсь, будет в полном порядке! Боб взял Паулу под руку.

– Все-таки еще слишком рано, чтобы идти спать, вы не находите? Давайте пройдемся. Правда, Эльдорадо мало напоминает Юнион-сквер, но прогулки на свежем воздухе всегда и везде полезны.

Они медленно шли по пустынной, залитой лунным светом Мэйн-стрит. Остановившись перед ярко освещенной витриной какого-то магазинчика, стали рассматривать разноцветное лоскутное одеяло.

– «Главный приз ежегодной благотворительной лотереи клуба Померанцевый цвет, сшитый собственноручно старейшими членами клуба. Весь доход от лотереи будет передан в сиротский приют», – вслух прочитал Боб. – Пожалуй, попытаю счастья завтра утром.

– Не советовала бы я вам связываться с этим Померанцевым цветом, – улыбнулась Паула.

– Что мне за дело до Цвета! Ведь я сделаю это для блага сирот.

– Ах какое благородное сердце!

– Сменим тему, ладно? Взгляните на луну, мисс. Вы не находите, что она напоминает кусок дыни, только что вынутый изо льда?

– Я нахожу, что вы любите вкусно поесть. Впрочем, у меня в памяти на всю жизнь останется ваш поединок с отбивной.

– О незабвенная отбивная! Сколь многим я ей обязан! Ведь только благодаря ей мы и познакомились.

– А что было бы, если мы не познакомились?

– Я был бы так ужасно одинок… Впрочем, не стоит говорить об этом. Пора мне кончать тут свои дела и возвращаться домой.

– Не терпится вернуться к вашей бесценной свободе?

– Разумеется. И тем не менее мне не хочется, чтобы вы обо мне совсем забыли. Хотел бы я стать вашим… другом. Что скажете?

– Скажу, что друзья всегда нужны.

– Так что не забывайте обо мне и хоть изредка присылайте весточку. Ведь интересно знать, что слышно… как дела у Вильбура. В конце концов, в жизни всякое случается… Он внимателен при переходе улицы?

– С Вильбуром все будет в порядке, не беспокойтесь. За разговором они и не заметили, как оказались у гостиницы, где жила Паула.

– Ну мы пришли. Спокойной ночи. – Паула протянула на прощание руку Бобу.

– Минутку! – придержал он ее руку в своей. – Вот если бы Вильбура не было…

– Но он есть. И прошу не продолжать. Во всем виновата эта луна, столь похожая на ломтик дыни.

– Нет, виноваты вы…

Но тут в дверях гостиницы появился ее хозяин и остановился в выжидательной позе.

– О, это вы, мисс Вэнделл? А я чуть было не запер двери на ночь.

– Иду! А с вами, – бросила она на прощание Бобу, – мы увидимся завтра на ранчо Мэддена.

– Прекрасно! – со вздохом ответил молодой человек.

Тяжелая дверь гостиницы захлопнулась перед его носом.

Возвращаясь на ранчо, Боб Иден вновь и вновь повторял в памяти каждое слово, сказанное Паулой, видел перед собой ее улыбающееся лицо. Но тут вспомнил, что сейчас его ждет разгневанный Мэдден, который не встретился в Пасадене с Дрэйкоттом, и настроение сразу изменилось. Как выйти из положения?

Ранчо, однако, оказалось погруженным в темноту. Боба встретил лишь А Ким.

– Мэдден и оба его спутника уже спят, – сообщил он. – Приехали поздно, очень были измучены и сразу отправились спать.

– И слава богу! – обрадовался Боб. – Я тоже пойду. Выйдя наутро к завтраку, Боб Иден застал за столом уже всех – Мэддена, Торна и Гэмбла. Усаживаясь, Боб небрежно задал хозяину вопрос:

– Ну и как, в Пасадене все прошло удачно?

Торн и Гэмбл навострили уши и переводили внимательный взгляд с Боба на Мэддена, а последний ограничился лишь коротким «да, разумеется», но сопровождал эти слова таким выразительным взглядом, который беспрекословно приказывал молчать.

После завтрака, когда все разошлись, а Боб Иден вышел пройтись во двор, к нему подошел хозяин и в своей обычной манере резко бросил:

– Никому ни слова о Дрэйкотте!

– Хорошо, сэр, но скажите, как прошла встреча?

– Не было встречи.

– Не было? Как жаль, видимо, вы не узнали друг друга, ведь в лицо вы не знаете…

– Не в этом дело! Ни один человек даже отдаленно не напоминал того, кто бы соответствовал вашему описанию. И я всерьез подумываю над тем, что с вами сделать. Не люблю, когда меня водят за нос.

– Ничего подобного, сэр! Я велел ему прибыть в Пасадену…

– В данном случае мне даже и не особенно хотелось, чтобы он прибыл в Пасадену с жемчугом. В последнее время дела идут не так, как бы мне хотелось. Будет лучше, если вы с ним свяжитесь и велите ему приехать в Эльдорадо. А он не звонил вам?

– Может, и звонил, но я вчера полдня провел в городе. Уверен, вскоре непременно позвонит.

– Если же не позвонит, вам придется самому ехать в Пасадену и там встретиться с ним.

От необходимости отвечать Идена избавил подъехавший в этот момент к воротам ранчо грузовик с киношниками. Грузовик доверху был загружен киноаппаратурой, реквизитом, операторами и актерами, одетыми в самые разнообразные костюмы. За грузовиком следовали еще две машины. Кто-то спрыгнул с грузовика, чтобы распахнуть ворота ранчо.

– А это еще что такое? – рявкнул в первый момент оторопевший финансист.

– Сегодня четверг, – вежливо напомнил Боб Иден. – Приехала съемочная группа. Неужели вы забыли?

– Черт, правда! Совсем из головы вылетело. Торн! Торн! Где вы там?

Появился секретарь и бесстрастно доложил: