Несколько человек различными путями прознали, что Сестер собрал король. Зачем – не знал никто.

Грациллоний вышел из дворца в одиночестве. Король Иса мог, если пожелает, быть просто человеком среди людей. Не то что император в его золотой раковине – божество, попирающее ногами смертных. Хотя Максим, если одержит победу, снова явит Риму императора-солдата, подобного тем, что правили в старину.

В простом плаще с капюшоном Грациллоний спустился по извилистым улочкам к Дороге Лира, пересек ее и снова пошел вверх. На улицах было людно. Кое-кто узнавал короля и касался пальцами лба; он, если замечал приветствие, отвечал кивком. Двое или трое приблизились, явно собираясь о чем-то просить, но мгновенно исчезли, едва он качнул головой. Короля могло призывать святое дело.

Так или иначе, не в его обычае было выслушивать жалобы и подавать милостыню. Этим занимались суффеты, Великие Дома, гильдии и храмы. Среди прежних правителей были и такие, кто сам правил суд и занимался денежными раздачами… иногда. Грациллоний пока не брался за подобные дела, хотя бы за недостатком времени. Кроме того, такая работа не для центуриона. В последнее время он подумывал учредить суд, заседающий два раза в месяц и открытый для каждого, кто не мог уладить свои разногласия иным способом. Но в таком деле нельзя торопиться. Он еще плохо знает обычаи города. Покушение на традиционные прерогативы может вызвать недовольство – а ему поручено завоевать поддержку. И без того трений хватает.

Стайка детишек, сопровождавших его на почтительном расстоянии, отстала, когда Грациллоний в поисках прохлады вошел в Сад духов. Здесь не было прохожих. Он оказался один. Если в саду и гуляли люди, они затерялись среди переплетения дорожек, изгородей и беседок, хотя отгороженный для сада участок и был невелик.

Птичьи голоса подчеркивали тишину. Все здесь казалось на месте, каждый бутон и листок словно вырезаны искусным скульптором. Никаких лесенок и возвышений – с любого места в любую сторону вид не дальше нескольких шагов, и в то же время ни малейшего ощущения тесноты. В потайных уголках вдруг открывалась статуя нимфы или фавна, а то и фонтан с резвящимися дельфинами или крошечный водопадик.

Пройдя через наполненный свежим благоуханием сад, он оказался перед лестницей храма.

С верхней площадки крутой лестницы открывался вид на город, и красота его башен на фоне переливающихся волн моря – матери-кормилицы Иса – в который раз заставила сжаться сердце бывалого солдата.

Храм напоминал уменьшенную копию афинского Парфенона, но колонны были стройнее, их капители исполнены в форме крутых волн. На фризе изображения женщин, тюленей, кошек, цветов и голубок создавали узор, переливавшийся, как вода ручья или облачное небо. Нераскрашенный мрамор потемнел от времени до оттенка бледного янтаря.

Бронзовые двери были распахнуты. Грациллоний вступил в вестибюль, блиставший мозаиками. Его встретили младшие жрицы – по большей части пожилые – и юные весталки. Внимание Грациллония привлекла девушка, которую он до сих пор не встречал. Она не могла быть дочерью одной из его жен. Должно быть, мать-королева умерла. Судя по возрасту, ее отцом мог быть Хоэль. Лицо весталки было некрасиво и казалось немного туповатым. Грациллоний прошел мимо и тут же забыл о девушке. Женщины церемонно приветствовали короля. Он ответил, как его учили, и сбросил плащ на руки прислужнице. Под плащ он в знак почтения к богине надел алые одежды с вышитым на груди золотым колесом. Ключ висел поверх рубахи.

Старейшая из жриц провела его по коридору вокруг огромного зала, где пред лицом тройной статуи богини проходили службы. Зал собраний располагался дальше. Барельефы на его каменных стенах изображали богиню, выводящую Тараниса из царства мертвых к примирению с Лиром; богиню при зачатии, на ложе, вокруг которого реяли парашютики одуванчиков и летали пчелы; богиню трехликую – в виде дитяти, женщины и старухи; богиню, возглавляющую Дикую Охоту.

Свет лился из высоких окон, падал на высокие белые головные уборы галликен. Королевы, облаченные в голубые одеяния, сидели на полукружье скамей перед возвышением, предназначенным для Грациллония. Жрица, закрыв за ним дверь, осталась снаружи.

Грациллоний сверху вниз взглянул в лица своих жен и удивился – что с ними? Сухая старуха Квинипилис, жесткая, страстная Виндилис, Форсквилис: наполовину Афина, наполовину кошка; ленивая чувственная Малдунилис, робкая Иннилис, крепкая добродушная Фенналис и ее дочь Ланарвилис, серьезная, чем-то опечаленная Бодилис, под мягкостью и учеными повадками которой чувствовалась сталь, милая Дахилис…

Нет, в ее взгляде не было ничего, кроме любви. Что до остальных… надо отдать им справедливость, как бы он к ним ни относился. С их точки зрения то, что они сделали, – законный ответ на нестерпимую провокацию. И хотя они знают и могут многое, недоступное для него, – потому-то он к ним и обратился, – ему нет нужды трепетать. У него, Грациллония, есть свои достоинства.

Грациллоний заставил себя расслабиться и улыбнулся.

– Привет вам, – начал он. Его исанский улучшался с каждым днем. – Благодарю, что вы ответили на мой призыв. Думаю, вы понимаете, что я действую исходя из интересов народа. Я мужчина, иноземец и все еще мало знаю. Если нам следует начать с молитвы или жертвоприношения – скажите.

Фенналис встрепенулась.

– Это невозможно, – буркнула она, – при тебе, поклоняющемся богу, который не слышит женщин.

Грациллоний в недоумении уставился на нее. Что нашло на эту жизнерадостную маленькую женщину? Обиделась, что он не разделил с ней ложа? Но она приняла его неловкие объяснения о религиозном запрете – с огорчением, как он подозревал, – но вполне добродушно, тем более что уже вышла из возраста материнства. От этой женщины, обычно так занятой делами милосердия, что у нее не находилось времени принарядиться, он меньше всего ждал проявления нетерпимости. Даже ее курносое личико стало жестче.

– Я чту Белисаму, – попробовал возразить Грациллоний, – как и всех богов Иса.

– Они сами послали нам его! – Дахилис, выкрикнув эти слова, испуганно зажала рот ладошкой, но глаза ее сверкали.

Квинипилис засмеялась.

– Давайте отложим свары на долгие зимние вечера, когда больше нечего делать, – предложила она. – Сейчас у нас есть более интересное дело. Нет, Грациллоний, никаких ритуалов пока не нужно. Может быть, позже. Сегодня мы собрались, чтобы принять решение.

– Очень серьезное решение, – вставила Ланарвилис. – Государственное дело. Следовало бы пригласить и других мужчин: Оратора Тараниса, Капитана Лера.

– Я обязательно обсужу это с ними, – пообещал Грациллоний. – Приглашу их в Лес, когда мне придет пора отбывать там очередное полнолуние. Это будет уже скоро. Но прежде всего мне нужно ваше согласие.

Виндилис нахмурилась.

– Прежде всего нужно согласие богов. Кто осмелится прочитать их мысли?

– Да, – мягко добавила Бодилис. – И даже без гадания – подумайте, к чему может привести столь ужасное деяние? Агамемнон ради попутного ветра не принес Ифигению в жертву – боги спасли ее, но Клитемнестра не знала того, и вот убийство последовало за убийством, пока не исполнилось проклятие Атрея.