Под ее ботинками скрипит и сверкает свежий снег. Чистый морозный воздух раздражает ноздри. Она останавливается около первого дерева, чтобы прикрепить к нему большой красный бант. А затем, не оглядываясь на пролетающие по трассе машины, быстро шагает по тропинке вглубь леса. Ищет глазами какое-нибудь укрытие, но зимой, когда все деревья «голые», спрятаться не так уж и просто.

«Хорошо, хоть темно».

Вставая за стволом толстого дерева, она не отрывает взгляда от дороги. Минуты ожидания бегут слишком медленно. Но Ева не двигается с места, она терпеливая. Не от природы, увы, пришлось этому научиться.

BMW Титова сворачивает с автострады, не сбавляя скорости. Проносится по мелкому гравию, буксуя и вздымая пыль. Нетрудно догадаться, в каком расположении духа находится водитель.

Исаеву захватывает предвкушение.

Когда мотор глохнет, и водительская дверь открывается, она не отказывает себе в удовольствии оглядеть Адама с головы до ног. Сильное рельефное тело парня скрывает темная одежда: слаксы, толстовка и разъезжающая на широкой груди кожанка. Размашистым шагом он приближается к приветственному и провоцирующему красному банту.

Облако пара покидает его губы, когда он выдыхает и ухмыляется. Поднимая взгляд в небо, он заводит свою старую считалочку.

— Раз, два, три, четыре, пять… Вышел Еву я искать.

Прикасается ладонью к стволу. Шагая дальше, касается другого дерева. И следующего. Словно тактильно считывая информацию — берет ее след.

— Тебе уже страшно, милая?

Разблокировав стиснутый в руке смартфон, Ева готовится набирать для Титова сообщение.

— Тебе интересно, почему я позвал тебя именно сюда?

Аномальная: Я знаю, почему.

— Мы долго продержались.

Набирая следующее сообщение, Ева напрягает слух, не рискуя пропускать то, что говорит Адам. Ее пальцы дрожат, и это несколько затрудняет процесс. Ей раз за разом приходится стирать и перебирать слова.

— Ты так меня достала, Исаева. Но, знаешь, без тебя было бы скучно.

Она сглатывает, невольно возвращаясь к самому началу, и так же быстро пробегая к предполагаемому финалу.

Что-то не так.

Это «что-то» не вяжется с ее планами.

С ее чувствами.

— А у тебя, Исаева, есть, что мне сказать? Последнее слово?

Адам приближается. Под его ботинками скрипит снег и хрустят сухие ветки.

— Ты думаешь обо мне, Эва?

Ее легкие сдуваются и отказываются наполняться воздухом.

— Сто процентов, тебе это не нравится.

Ладонь Титова прочесывает кору соседнего от нее дерева. Он умышленно тянет время. Наматывает круги, как зверь возле попавшей в ловушку добычи.

Евин большой палец замирает над иконкой «отправить». Закусывая губу, сомневается. И как может, оттягивает момент взрыва.

— Ты думаешь о том, что я сделаю, когда поймаю тебя?

«Я знаю, что ты сделаешь».

— Ты знаешь, что я сделаю.

Телефон Титова сигнализирует о входящем сообщении, и Ева, втягивая носом воздух, заходится в беззвучном истерическом смехе.

Аномальная: Я рассказала Литвину о том, как ты тр*хнул его сестренку на прошлый НГ. Тебе не приходят его яростные sms лишь потому, что перед этим я покопалась в твоем телефоне и внесла Литвина в ЧС. Добро пожаловать в клуб брошенных друзей, мой сладкий!

— Сука, — яростное рычание Титова разрезает воздух.

А затем, в одно мгновение, все звуки стихают, и мозг Исаевой расплющивает зловещая тишина.

Ей приходится не дышать.

Но неподдающееся контролю сердцебиение перечеркивает все усилия, оглушая ее своим запредельно громким стуком. Не так просто сконцентрироваться, если твой организм сам по себе, без твоего на то позволения, вдруг решил сойти с ума.

«Чертов Титов!»

Только волнения ее оказываются все-таки напрасными, она отчетливо слышит угрожающий выкрик Адама.

— Беги!

Ева врывается в гущу мрачного леса. Бежит на пределе возможностей, не чуя под собой ног. Задыхается и хрипит от прилагаемых усилий и бьющегося по венам адреналина. Тяжелые длинные волосы взметаются за спиной буйным шлейфом. Тугие ветки то и дело хлещут по лицу. А морозный воздух, раздражая слизистую, полосует горло.

Сердце резко сокращается и едва не взрывается у Исаевой в груди, когда она улавливает позади себя глухие удары мужских ботинок.

Адам Титов. Ее ненавистный враг. Ее любимейший противник.

Он никогда и ни за что не делает ей скидок. Он играет с Евой, как с равной. И он ее, конечно, поймает. Он сегодня ее определенно поймает. Исаева уже это знает. Она этого нестерпимо желает. Погоня — лишь малая часть их сегодняшней партии.

Титов заставляет ее испытывать незнакомые эмоции. Они Еве интересны. Она хочет их исследовать вдоль и поперек. Но врожденная предрасположенность к бунтарству и нездоровому азарту, данным девушке с фатальными излишками, управляет ее разумом и каждый раз склоняет к сопротивлению. Она несется вперед и упрямо обещает себе сражаться до последнего вздоха.

Ева напугана и до нелепого взволнованна, потому что они оба — она и ее преследователь — знают, что этой ночью их жестокая игра модифицирует правила.

Уже что-то изменилось. Это «что-то» Ева пока не понимает. Не способна осмыслить и дать определение. Тело терзает лихорадочная тревога, но из какого органа она исходит, девушка не знает. Определенно, не из головы. Там крутятся планы и схемы, расписаны четкие алгоритмы действий. Ева беспечно тянет нити своих эмоций, но так и не находит, откуда выходит ее слабость.

От залпом заглатываемого морозного воздуха в груди распаляется режущая боль. Кровь громким стуком частит в висках. Но Исаева продолжает бежать, двигаясь меж деревьев, будто управляемый артиллерийский снаряд.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Не страшится физической боли. Больше всего девушка боится слепящей неизвестности и горького разочарования, которое может скрываться за ней.

Ее передвижение обрывается неожиданно и быстро. До того, как Ева понимает, что происходит, крепкие руки обхватывают ее плечи, отрывают от поверхности земли и грубо бросают прямо на снежный покров. Девушка приземляется на четыре конечности с задушенным истощенным вскриком. Стремительно разворачивается и упирается ободранными руками в жесткий мерзлый снег позади себя, окрашивая его чистоту кричащими алыми разводами. Чувствует, как колючее зернистое покрывало через плотную ткань брюк шпарит холодом ее ягодицы, как жгут раны на стертых ладонях, как скачет от сумасшедшего волнения сердце.