— Р-равняйсь! Смир-рно!

В строю шесть человек, второго подносчика не дали. Двое уже знакомы, с остальными сейчас познакомимся. Я пристально вглядываюсь в лица замерших солдат. На правом фланге стоит невысокий ефрейтор с нашивкой за ранение, уже успел повоевать. Мой взгляд встречает с едва заметной усмешкой, дескать, смотри, смотри, много высмотришь. Дальше среднего роста парнишка с едва заметным пушком над губой, старательно тянется, смотрит чуть поверх нового начальства. Красноармейцы Коробовкин и Казакин, взглядом на них не задерживаюсь. Пятый.

— Как фамилия?

— Красноармеец Бикбаев.

— Откуда родом?

— Из Казахстана, товарищ сержант.

Лет двадцати пяти-тридцати, по-русски говорит правильно, почти без акцента. Чувствуется образование.

— До войны кем работал?

— Учителем.

— Воевал?

— Еще нет.

Кроме ефрейтора, остальные, похоже, тоже «еще нет». Последним в строю стоит худющий парень, а ему, между прочим, предстоит за двоих тяжелые, пятиснарядные обоймы таскать.

— Вольно.

— Что это вы нас так разглядываете, товарищ сержант, или не нравимся? — не удержался от вопроса ефрейтор.

— Вы не девка, чтобы нравиться. Кстати, представляться надо, товарищ ефрейтор.

Тот слегка скривил уголок рта, как бы говоря, где он видал мои уставные заморочки.

— Ефрейтор Ложкин!

— Так вот, ефрейтор Ложкин, если с сорок первого брать, то вы у меня…, да, пятый расчет.

— Так и вы у меня не первый командир, — лыбится ефрейтор.

— Главное, чтобы не последний, — парирую я.

— Хотите сказать, я сам скоро командиром стану?

Нашелся альфа-самец на мою лысину. Однако придется ставить на место.

— Станешь. Когда-нибудь. А пока, — повышаю голос, чтобы слышали все, — для повышения образования ефрейтора Ложкина и развития его командирских навыков проведем проверку нулевой линии прицеливания стрельбой по щиту. Командуйте, товарищ ефрейтор.

— Чего командовать?

— Проверкой командуйте.

— …

Я и сам об этой проверке недавно узнал, но еще ни разу не пробовал. Из нынешних зенитчиков про этот способ мало кто знает, обычно ограничиваются проверкой нулевой линии по удаленной точке. Не дай бог, опозорюсь, но отступать уже поздно.

— Тогда бери красноармейцев Бикбаева и… Как тебя?

— Красноармеец Тимофеев, — откликается подносчик.

— И Тимофеева. Через час жду вас с дощатым щитом размером два на полтора метра.

— А где доски взять?

— Вопрос неправильный. Я должен был услышать: «Есть! Разрешите выполнять?». На что вам отвечаю: разрешаю. Через час жду обратно, время пошло.

Здесь для пущего эффекта надо демонстративно взглянуть на часы, но собственным хронометром я так и не обзавелся. Поэтому просто поворачиваюсь к остальным.

— А сейчас проверим, чему вас научили в запасном полку. Начнем с проверки прицела и выверки его по удаленной точке.

Ложкин все еще мнется, не знает где ему доски взять. Я бы мог подсказать, но нехрен было нарываться.

— Так, Ложкин, ты все еще здесь? Через час щита не будет — отправлю яму под батарейный сортир копать, а то все кусты вокруг загадили, двух шагов от расположения не отойти!

Кстати, хорошая мысль. Надо будет старшине подкинуть, надоело как по минному полю ходить, чуть зазевался и… Не смертельно, конечно, но очень неприятно. Только это как-то аккуратно надо сказать, чтобы самому реализовывать не пришлось.

— Бикбаев, Тимофеев, за мной, — начинает действовать отличный солдат и, наконец, убирается в сторону дороги.

Правильно сообразил, там стоит брошенный «Опель-Блитц» с развороченным мотором, но кузов уцелел, его борта на щит вполне пойдут. Только я бы к старшине зашел, и инструмент взял — голыми руками с кузовом не справиться. Ничего, в следующий раз умнее будет.

— Огонь!

Гах! Гах! Четвертый и пятый трассеры бронебойных снарядов исчезают в сером прямоугольнике щита, установленного в сотне метров от огневой позиции.

— Ну как? — интересуется Сладков, тоже пришел посмотреть на новый способ.

— Отлично, — я отрываю от глаз бинокль и возвращаю его лейтенанту, — в самый центр.

Сама проверка несложная, только требует тщательности и аккуратности, да и результат дает чуть лучше, чем прежние способы. На прицеле выставили нулевые установки, выпустили по щиту три снаряда, нашли среднюю точку пробоин и провели через нее вертикальную линию. На этой линии отмеряем шестьдесят миллиметров вверх — это точка, в которую направлен ствол. Проводим через эту точку горизонтальную линию — линию ствола. Вправо откладываем пятьсот восемьдесят миллиметров, влево — пятьсот девяносто пять, на столько разнесены правый и левый коллиматоры от оси ствола. Теперь поднимаемся в этих точках еще двадцать четыре сантиметра и находим точки, в которые должны быть направлены перекрестья коллиматоров. Регулируем их, закрепляем и выпускаем два проверочных снаряда.

Взводный подходит к щиту, рассматривает пробоины.

— Хорошо, очень хорошо. Ну что, к бою готовы?

— Готовы, товарищ лейтенант.

На самом деле к бою готова только пушка, а с расчетом еще работать и работать. Тем более что одного из наводчиков нам на следующий день придется лишиться.

— На завтрашний день ефрейтор Ложкин поступает в распоряжение старшины для оборудования батарейного отхожего места…

— За что? — не выдерживает наказанный.

— Во-первых, за задержку с доставкой щита, — тут моя совесть чиста, я дал ему час, за который вполне можно было успеть справится, а они провозились, как минимум, полтора, а может, и все два. — Во-вторых, за то, что перебили старшего по званию и должности. В-третьих, кто, если не вы? В-четвертых… Ладно, хватит и трех причин. Понятно?

— А когда это вы успели со старшиной договориться? — не унимается ефрейтор.

— Пока вы со щитом возились. В том, что в срок вы не уложитесь, у меня сомнений не было — сразу инструмент надо было брать, а не гонять за ним Тимофеева.

Вообще-то за время отсутствия Ложкина с командой я успел не только со старшиной договориться, но и «подорваться». Точнее, сначала «подорвался», а потом договорился — надоело!

— Да вы не расстраивайтесь так, товарищ ефрейтор, не одному вам на этом ответственном участке трудиться придется. От каждого расчета выделяется по одному человеку, вы — старший. За сутки должны справиться. Заодно и навыки командирские разовьете.

Последнее сорвалось с языка непроизвольно, не хотел я этого говорить, но какой-то черт дернул меня за язык. Ефрейтор Ложкин — не самый худший представитель хомо зенитикус, это я уже успел заметить. Технику знает, с людьми ладит, а то, что амбиции у парня чуть повышенные, так молодой еще. Но, что сказано, то сказано, назад не вернешь.