За У Шан следить буду. Она у меня лишний раз головой не поведет. И за Федором тоже. Чтобы рядом с Москвой его не было.

Вот ведь… Сестру утешаю, а сама о чем думаю? Чудовище, как есть чудовище. Только и выбора нет. Если не я, то кто-то другой подумает. И не так, как я, – сначала о государстве, а потом о себе, а наоборот. Сначала о своем кармане помыслят, потом о государстве, да еще свою шерсть с государственной перепутают, не задумаются. Так что лучше я. Для меня-то многое виднее, с моим опытом…

А кто останется после меня?

Детей надо воспитывать с рождения. И смену себе заранее приглядывать. Обязательно. В сопливом возрасте начинать, пока малышня поперек лавки лежит. И начну. Второй раз ошибок не повторю и Алешке их совершить не дам.

Господи, помоги мне!

* * *

Москва погрузилась в траур. Добрую царевну Екатерину любили. Вся семья Романовых шла за гробом. Плакали, чуть ли не волосы на себе рвали. Ульрика не знала, как быть, идти или ограничиться соболезнованиями, но Софья лично явилась к ней с траурным платьем в руках.

– Ты часть нашей семьи, ты должна.

Лучших слов девушка давно не слышала. Она уже поняла, что для Софьи долг – главная движущая сила. Долг перед семьей, страной… И если она признала Ульрику частью семьи – о, это дорогого стоит!

– Да, разумеется. Но кто мог…

– Пока неизвестно.

Софья чуть кривила душой.

Да, отравителя еще не нашли. Но про возлюбленного Катерины уже узнали. Князь Петр Григорьевич Львов, изволите ли жаловать. Ничего не скажешь, симпатичный, лет тридцати, неглупый, иначе не взят был бы сначала стряпчим, а потом и стольником, но…

Чего гаду не хватало?!

Власти? Денег?

Голицыну позавидовал?

Сейчас с этим вопросом подробно так разбирался Ромодановский.

Вдумчиво…

Начав с иголок под ногти на ногах и неспешно продвигаясь выше по организму. Так, чтобы клочка целой шкуры не осталось.

Жалела ли Софья мужчину? Да ни минуты! Не лез бы куда не надо – и остался бы цел. А Катя – жива. Если бы она не нервничала, если бы не пришла к сестре… Софья ненавидела это «если». Слишком плохая замена тем, кого не спасли.

Плакали все.

И бояре, и простой народ, и царевны…

Единственный плюс, который Софья нашла в этой истории, – отложенная свадьба с У Шан. Теперь точно никаких поползновений до осени.

Алексею она лично сообщит о своей оплошности. Найдет негодяев – и сообщит. Казнить их сама тоже не будет.

Агентура по Москве зашевелилась, выползали из своих канав воры, прислушивались на папертях нищие, навострили ушки купцы… Софья готова была наградить любого, кто прольет свет на смерть сестры.

Через два дня после похорон разрешилась и эта тайна.

* * *

– Государыня, у меня новости есть. О вашей сестре.

Была бы Софья кошкой – у нее бы хвост дыбом встал от такой новости. Но…

– Какие?

Василий Голицын был бледен и взволнован. Насколько могла судить Софья – непритворно.

– Мне кажется, к этому приложил руку английский посол.

– Вот как? Почему?

– Я недавно был в Немецкой слободе…

Софья поощрила его кивком. Ну, Немецкая слобода, знаем, плавали. Боярин туда регулярно являлся с отчетом. И Медведев бегал… Пока еще было чем. Софья подозревала, что и Голицына уже раскрыли, пора уводить из-под удара, но пока медлила. Не сказать, что она хорошо организовала работу с агентурой, но за ней-то – опыт двадцатого века с его промышленным шпионажем и наработками, а за соперниками… Ну, их опыту на три века меньше.

– И есть у меня там одна девушка…

– Только одна? Василий, разве можно так обижать девушек? – мягко поддразнила Софья. А что делать, если этот поганец на баб действует, как валерьянка на кошек? Ее девушки – и те ведутся. Пусть не все, но многие.

Улыбка была ответом царевне.

– Вы ведь хотели Катеньку с Георгом сговорить…

– Та-ак?

– Вот девушка о том и обмолвилась.

Софья насторожила ушки. Она-то хотела, но откуда девица из Немецкой слободы так осведомлена о ее политике? Кристиан перед ней точно не отчитывался, здесь тоже узнать неоткуда. Вывод?.. Кто-то об этом говорил. И недавно, иначе бы стерлось в памяти, заслонилось.

– И?

– Она убирается в домике одного англичанина. А тот служит Московской компании.

Вот теперь Софье и зашипеть захотелось.

Вот откуда ноги растут?

Вырвем! С корнем!

Что такое Московская компания? Ну, если политкорректно – зародыш колониальной торговли. Если честно – наглая английская обдираловка русских купцов. Это дело постарался прикрыть еще Алексей Михайлович, когда в Англии Карла обезглавили. И неплохо так прикрыл, остаточки хоть англичанам и попадали, но по сравнению с тем, что было, – капля в море.

Потом уже, когда на престол взошел второй Карлуша, приезжал лорд Карлейл, пытался наладить отношения. Естественно, получил отлуп и разобиделся. Да настолько, что от пристального изучения Сибири его спас только добрый характер Алексея Михайловича. Тоже выдумал, ответные подарки возвращать и нос перед царем драть… Быдло английское. Хоть и лорд, а быдло. Ну и не до него просто было. Шестьдесят третий год. Только что Медный бунт отгремел, тут финансовую систему тянуть надо, а не на идиотов обижаться…

А она не помнит – почему?

Хотя странный вопрос. Ее тогда интересовали Алешка и Дьяково. Или наоборот – Дьяково и Алешка.

А Московскую компанию она зря из вида упустила, додавить надо бы…

– Подробности?

– Да почти нет. Только поговаривают, что у представителя сей компании в гостях недавно интересный человек побывал.

– И кто же?

Улыбка у Василия была такая… как у кота, который сожрал все сливки, поимел всех кошек и твердо знает, что его за это похвалят.

– Некто Эдвард Говард, скромный английский купец.

– Говард?

– Государыня, вы, может, не в курсе, но Карлейлы-то – Говарды. И наследника Карлейла так и зовут. Эдвард Говард…

Софья посмотрела на Голицына.

– Василий… если это правда… слов нет!

– А вы проверьте, государыня. – Наглец ухмылялся, но Софья не злилась. За такое – не жалко.

Доказать, конечно, ничего не удастся, тут и говорить не о чем. Но… картинка-то получается непротиворечивая! Англы, узнав о матримониальных планах Софьи, начинают сильно обижаться. У них самих две девицы на выданье. К тому же на Русь ни одна не сгодилась. А хотелось, ой как хотелось. Это в той истории.