— Красотища, — прокомментировал Хэл.

— Красотища, — повторил Робин.

Дачесс любовалась молча. Теперь все чаще выпадали дни, когда она не могла ни произнести, ни даже подобрать обидных слов.

Они замерли на скале над ревущим водопадом. Поодаль стояла семья — родители и двое детей: один — вылитый отец, другой — вылитая мать. Симметричные, блин, подумала Дачесс и отвернулась, словно знала за супругами грех новейшего времени. Все равно разведутся, причем уже скоро; что до пары ангелочков, им светит ожесточение, их светлые воспоминания будут раздавлены яростным хлопаньем дверей и размыты сердитыми слезами. Да, так все и произойдет, решила Дачесс и злорадно улыбнулась.

В баптистскую церковь в Кэньон-Вью она по-прежнему надевала искромсанное платье. Хэл только хмурился, другие дети округляли глаза, но остальные прихожане — пожилые семейные пары, что раскланивались с Хэлом, и вдовы, что несли себя к церковным скамьям, излучая спокойную гордость за достойно прожитую жизнь, — эти Дачесс жалели. Больше всех к ней прониклась Долли — недаром же она высматривала Дачесс в толпе и неизменно занимала место рядом.

Осенний свет был скуден, и в церкви даже днем зажигали лампы, плюс теплились свечки. Робин садился подле троих братьев — все были старше его, но от себя не гнали. Братья хихикали и толкались во время проповеди, матери приходилось на них шикать. Робин испытывал перед ними трепет — большие мальчики, огромная честь.

— Он явится.

— Кто? — спросил Хэл.

— Дарк. Помни об этом.

— Чепуха.

— Не чепуха. Я — Джоси Уэйлс, Дарк — солдат армии северян[40], а награда — моя кровь. Так что можешь не сомневаться.

— Ты так и не объяснила, какой резон этому Дарку тебя преследовать.

— Он думает, я ему навредила.

— Это так и есть?

— Да.

Священник призвал к причастию, и моментально выстроилась очередь. Ишь, как нагрешили, мысленно усмехнулась Дачесс; ради искупления готовы пить дрянное винцо со слюнями своих ближних.

— Пойдешь причащаться? — Этот вопрос Хэл задавал каждое воскресенье.

— Не хватало мне герпес подцепить.

Хэл отвернулся, и Дачесс записала на свой счет маленькую победу.

Робин, в галстучке с орлом — символом штата Миссисипи, найденном на чердаке, и во взрослой соломенной шляпе минимум на семь размеров больше нужного — увязался за троими братьями. Поравнявшись с Дачесс, он сказал:

— Можно мне с Джоном, Ральфом и Дэнни? Я просто постою, причащаться не буду — не хватало мне герпес подцепить.

В Хэловом взгляде Дачесс прочла укоризну.

Они остались угощаться. Дачесс съела кусочек шоколадного торта и кусочек лимонного. Был еще пирог с грушами и финиками, но пожилая дама-распорядительница убрала блюдо прямо у Дачесс из-под носа. За последнее время Дачесс поправилась — не сильно, но достаточно, чтобы не вызывать тревоги.

У крыльца валялся видавший виды велик — Дачесс заметила его, когда грузовик подруливал к ранчо.

— Томас Ноубл приехал, — объявил Робин, всю дорогу не отлипавший от окошка.

И правда, Томас Ноубл ждал, сидя на нижней ступени, спрятав недоразвитую руку в карман зеленых вельветовых джинсов. Рубашка и куртка у него тоже были зеленого цвета.

— Вот вырядился — точная козявка, — съязвила Дачесс.

Все трое выбрались из грузовика.

Дачесс подбоченилась и нахмурила брови.

— Ну и что ты здесь забыл, Томас Ноубл?

Он сглотнул дважды — в первый раз от вопроса, второй — когда разглядел прорези на ее платье.

— Надеюсь, тебе не взбрело меня преследовать? Не то Хэл тебя пристрелит — верно, Хэл?

— Верно, — сказал Хэл и поманил Томаса в дом, пообещав, что даст ему толкать электрокосилку, вот только сменит воскресный костюм на рабочие штаны.

— Я… у меня что-то с математикой туго. Может, ты объяснишь…

— Так я тебе и поверила насчет математики!

— Ладно. Я подумал, может, мы бы с тобой иногда вместе… Ну, по-соседски. Я ведь живу совсем рядом… — Томас Ноубл сделал неопределенный жест полноценной рукой.

— Это ты мне рассказываешь? Я все владения Рэдли обошла, нет тут поблизости никаких соседей. Признавайся, сколько миль на велике отмотал?

Томас Ноубл поскреб в затылке.

— Около четырех. Мама говорит, мне полезны физические нагрузки.

— Эх ты, недокормыш… Лучше б твоя мамаша новое меню для тебя составила.

На это Томас Ноубл отреагировал простодушной улыбкой.

— И не надейся — я тебе ланч готовить не буду; даже попить не предложу. Сейчас не пятидесятые годы.

— Знаю.

— Мне надо возле пруда сорняки повыдергивать, а то к воде не подойдешь. Я тут с тобой прохлаждаться не собираюсь. И вообще, нормальные люди сначала звонят.

Дачесс прошла в дом, переоделась в старые джинсы и рубашку. Томас Ноубл ждал ее — мялся у крыльца, изучая собственные кроссовки.

— Давай со мной, раз уж приехал. Хоть какая-то польза будет.

— Я готов, — выпалил Томас Ноубл.

Он пошел за ней к пруду, опустился на колени и стал дергать сорную траву по ее указке. Дачесс полезла в карман и вынула сигару, украденную из Хэлова комода.

— Не кури, пожалуйста, от этого рак бывает, — взмолился Томас Ноубл.

Дачесс показала ему средний палец, откусила и выплюнула кончик сигары.

— Джесси Джон Рэймонд держал дым во рту, расправляясь с презренным трусом Пэтом Букиненом.

Она взяла сигару в зубы.

— Зажигалка или спички есть?

— Разве я похож на человека, у которого водятся такие вещи?

— Да, верно… Что ж, придется просто жевать сигару, по примеру Билли Росса Клэнтона.

— Мне кажется, жуют не сигары, а особый сорт табака.

— Ничего ты не знаешь, Томас Ноубл.

Дачесс откусила изрядный кусок и принялась жевать, изо всех сил подавляя позывы к рвоте.

Томас Ноубл кашлянул и прищурился.

— По правде сказать, я вот зачем приехал. У нас в школе каждый год бывает зимний бал, и…

— Надеюсь, ты не до такой степени расхрабрился, чтобы меня приглашать? Нашел время — когда у меня полон рот табаку!

Томас поспешно мотнул головой и вернулся к прополке.

— Чтоб ты знал: я вообще не собираюсь замуж. Тем более за тебя, с твоей-то рукой.