Столица, частный санаторий, 27 августа. Зварыгин.

Зварыгин вышел наружу и вдохнул прохладный ночной воздух. Простояв немного на пороге, спустился по ступенькам и пошел по одной из дорожек парка. Направление его не интересовало — он просто не мог стоять на месте. Опавшие листья негромко шуршали под ногами.

Он не мог описать то, что чувствовал, но знал одно — безразличие ушло навсегда. Но самообладание никуда не делось — оно всего лишь на время отступило, когда он услышал сказанное Вадимом. Слишком острой была боль, слишком неожиданным всплеск эмоций. Он привык жить под защитой оглушающего равнодушия — но его больше не существовало. Он снова чувствовал боль… Но одновременно — многое другое. И к этому нужно было привыкнуть. Привыкнуть снова.

Как ни странно, он не винил Вадима — тот поступил, исходя из логики и целесообразности. А вот его потеря самоконтроля просто недопустима. И как же он раньше не заметил, что с ним творится? Почему упустил момент, когда еще мог управлять своими эмоциями?

Химера была наваждением — объяснить те чувства, что она пробуждала в нем, было невозможно. Но Химеры больше не было. И надо было жить дальше. Он знал, что боль постепенно пройдет — и на ее смену придет глухая тоска. И знал, что никогда не сможет забыть ее лица.

Дорожка привела его к фонтану, который вместо воды был засыпан осенними листьями. Остановившись, он уже вполне владел собой — все эмоции находились под контролем. Следовало наметить план действий, в первую очередь убедиться в гибели Феникса. Убрать поставленные им ловушки. Возможно, обезвредить бомбу — если Феникс мертв, взрыв здания терял смысл. Работа всегда помогала ему справляться с собой — поможет и сейчас.

Внезапно он замер, насторожившись — сзади послышались шаги, причем шагающий явно старался их приглушить, не понимая, что этим сам себя выдает. «Так–так, и кому это я понадобился?» — Зварыгин напрягся, готовясь действовать. Шаги остановились, и его мгновенно резануло чувство опасности, настолько острое, что он упал на землю, действуя чисто инстинктивно. Звук выстрела донесся словно с запозданием, он откатился в сторону, уходя их под обстрела, но в него больше не стреляли — человек убегал. Напрасно — он уже был на ногах и, вытащив пистолет, бросился в погоню. Верней, попытался броситься, потому что с совершенно другой стороны на него напал еще один человек и одним ловким ударом выбил пистолет из руки.

Этот драться умел. Мгновенно ушел от его удара, а потом едва не выбил из него дух. Только то, что сам он регулярно тренировался, поддерживая себя в форме, позволило ему уклониться. Кто–то еще ломился сквозь кусты. До него донесся приглушенный голос Виктора:

— Ей, что тут происходит? Дим?

Поняв, кто его противник, Зварыгин отскочил подальше и выругался — драгоценное время было потеряно. Зорин тоже остановился, явно узнав его по голосу.

— Что тут произошло?

— В меня стреляли, — он достал небольшой фонарик, осмотрел траву и поднял пистолет. — Вы вмешались как раз вовремя, чтобы позволить убийце удрать.

Виктор переводил взгляд с одного на другого, но в разговор не вмешивался. Зорин ответил совершенно спокойно, явно не утруждая себя излишними переживаниями.

— Приношу извинения. Но, услышав выстрел и увидев человека с оружием в руках, я действовал так, как подсказывала логика. И думаю, вы со мной согласитесь.

Зварыгин нехотя кивнул — Зорин был абсолютно прав, и действовал совершенно логично, выбив оружие из рук, как он думал, стрелявшего. Он на его месте действовал бы точно также, попытавшись бы сначала разоружить, а потом захватить.

— И кто же решился на столь неразумный шаг? — На мгновение Зварыгину показалось, что над ним издеваются, но почти сразу понял, что Зорин искренен — в его голосе не было насмешки, только легкое любопытство.

— К сожалению, мерзавец выстрелил в спину… А потом удрал — так что я не видел его лица, но…

— Но на самом деле вопрос стоит гораздо проще, верно? — подхватил журналист. — Все всегда упирается в один вопрос — кому выгодно.

Зварыгин прикрыл глаза, раздумывая, и тут же понял — кому. Да, врагов у него хватало, но тут и сейчас выгоду из его смерти могли извлечь только два человека. Или… Или это один и тот же человек?

— Прибью мерзавца, — процедил он сквозь зубы и направился к зданию.

— Не возражаете, если понаблюдаю за процессом? — светским голосом поинтересовался Зорин и направился следом. — Так кому же вы успели столь сильно насолить?

Зварыгин молчал. Царев в коме, в санатории, и неизвестно, когда придет в себя. Если бы он был убит сейчас — из всего руководящего состава Компании остались бы только Марк и Вадим. Ну и кто из них способен взять на себя ответственность и руководство? Правда, существовал еще неизвестный предатель… Неизвестный ли? Или это звенья одной цепи? Значит, жадность обуяла? Нехорошо… А, самое главное, непрофессионально… Хотя существовал маленький шанс, что он ошибается, и поэтому он не убьет его сразу. Сначала в глаза посмотрит. А потом Марк ответит ему на все вопросы, причем ответит быстро и правдиво.

Он одним махом взбежал по ступенькам, не обращая внимания на следующих за ним Зорина и Виктора, и направился прямо к комнате Марка. Интересно, попытается ли удрать? Никуда не денется, он его из–под земли достанет. И уже протягивая руку к ручке, услышал, как за дверью раздался громкий крик.

* * *

Где–то в сети, 27 августа. Химера.

Скользя в переплетениях потоков, я упивалась новыми возможностями. А ведь я даже не подозревала, сколько всего мне было недоступно. Потоки не просто струились через мое тело — они подчинялись мне. Я могла… Могла почти все.

Я больше не испытывала страха перед Фениксом — скорее легкое опасение. Все–таки, у нас были слишком разные цели. А была ли вообще цель у меня?

Я просто существовала. Старалась выжить, отомстить, потом — защитить Виктора. Оглядываясь назад, я понимала, что действовала хаотично, под влиянием эмоций. А Феникс — совсем наоборот. Он с самого начала наметил план, и принялся его осуществлять. И его логика казалась мне все более привлекательной.

Но сначала я решила заплатить долги. Разобраться с предателем, потом найти того, кто пытался убить меня. А потом… Будущее виделось на удивленье туманным. Я просто не знала, чем займусь. На этом фоне планы Феникса казались все более привлекательными. Почему бы и не присматривать за человечеством? Или даже направлять его? Цивилизация действительно могла принимать уродливые формы. Так может, он с самого начала был прав?

Внезапно я словно увидела себя со стороны. Свои мысли, свои чувства. Хладнокровные рассуждения. Перед глазами возникло лицо Вика. И я поняла, что, несмотря на все свои рассуждения, несмотря на влияние Феникса, я не могу думать о человечестве отвлеченно, как о чем–то безликом. Потому что был Виктор — человек, личность, мой друг. Потому что в памяти были и другие лица, лица людей, которые продолжали иметь значение для меня.