— Когда мы с господином Стаатом пришли к вам на помощь, то обнаружили, что ты почти отошел в другой мир. С такими ранениями твоя судьба казалась предрешенной. Я в любом случае не успел бы донести тебя до лазарета. — Синд разглядывал стены больничной палаты, стараясь не смотреть в глаза стихийнику. Что-то в его взгляде ужасно раздражало. Фирс не прятался за масками и был открытой книгой для всех, кроме Натт Мёрке. Форсворду и так не нравилось видеть больше чем нужно: каждый людской грешок, темные мотивы и потаенные желания. Но Хассел просто кричал всем своим видом о том, как любит Мёрке. Даже во время учебы за всеми этими показными издевками скрывалось глубокое чувство.

А сейчас Фирс мучительно складывал в своем и без того воспаленном сознании осколки информации. Жертва, время, Мёрке. Соображай Хассел! Жертва, время, Мёрке. Что же она сделала ради него?

— Нет! Она не могла! — догадался стихийник, и Синд мрачно ухмыльнулся.

— Представляешь, смогла. Самое отвратительное в этой ситуации то, что ты не заслужил ни минуты ее жизни. Выкрал кровь, решился на опасный ритуал, в то время как Натт одержима демоном и слаба как никогда. Ты лишил ее не только многих лет жизни, но и верного клинка. Гравштайн уничтожен, и мы оказались безоружны перед лицом опасности. Твой глупый поступок поставил под угрозу не только жизнь Натт, но и всю нашу миссию. Доволен? Поиграл в некроманта?

Фирс побледнел еще сильнее.

— Сколько она выменяла на меня?

— Десять лет, — холодно ответил Синд. Инквизитор без особого удовольствия наблюдал реакцию стихийника. Тот схватился за волосы и замотал головой. В его измученных глазах читалось безумие и отчаяние. Что он натворил!

— Я все исправлю, — со слепой решимостью сказал Хассел.

— Конечно, исправишь. Я здесь именно за этим.

— Что мне нужно сделать, я готов на все!

* * *

Когда инквизитор ушел, целители вновь обступили Фирса Хассела, намереваясь влить ему убойную дозу обезболивающих, чтобы маг проспал до утра. Но у него были другие планы. Он незаметно сдвинул иглу, и лекарство скапливалось под кожей, не попадая в кровь. Стихийник с удовольствием бы забылся и отвлекся от всепоглощающей боли, которая превращала каждый его вздох в муку. Но он не мог себе этого позволить. Он должен был увидеть Мёрке. Как много времени у них теперь осталось друг для друга?

Фирс притворился спящим, и целители разбрелись по этажу: кто-то заканчивал смену и уходил спать, кто-то отправлялся следить за жертвами этерна сомниа. Сойдясь на том, что жизни Хассела ничего не угрожает, его оставили без присмотра. Фирс вновь с трудом сел и осторожно спустил ноги на пол, коснувшись приятного холода каменных плит, и попытался отвлечься от неприятных ощущений. Затем оттолкнулся рукой от кровати и, опасно пошатываясь, наконец, поймал равновесие. Он взял со стола искусный протез и без труда закрепил его там, где была левая рука. Жутко непривычно. Стихийник потянулся магией к механизмам и поршням, разминая металлические пальцы. Лучше чем ничего.

Ему удалось незаметно покинуть лазарет и выбраться в коридор. Через несколько минут больничная одежда стала насквозь сырой от пота: его сильно лихорадило, и он ненадолго прислонился к стене. Фирс не представлял, как поднимется на башню. Ползком, на четвереньках, но он обязательно должен забраться наверх и увидеть Мёрке. Зато у него будет время продумать нужные слова по дороге. Десять лет… Она выменяла свои бесценные годы на его жалкую жизнь. Что он натворил? Очередная глупость. Лучше бы он сдох в подземелье, и она не успела.

Фирс выбился из сил, когда добрался до двери в свою комнату. Было бы неплохо зайти туда хоть на минуту и перевести дух. Но ключей при себе у него, разумеется, не было. Он облокотился на дверь, которая оказалась не заперта. На кровати, среди мерцающих сфер памяти, лежала девушка и тихо всхлипывала во сне.

— Мёрке, — ласково позвал стихийник, подойдя к кровати.

Натт резко вскочила, словно и не спала вовсе, и бросилась ему в объятия, сильно прижавшись к израненной груди. Хассел глухо зарычал от боли.

— Прости, прости, Фирс. — Она отстранилась и принялась гладить его лицо, словно не верила, что он рядом.

— Мне бы лечь, — он покосился на сферы памяти, и Мёрке ринулась их собирать и относить обратно в шкаф. Она помогла Хасселу опуститься на кровать и осторожно легла рядом.

— Прости за беспорядок. Наверное, не стоило ничего брать без разрешения.

— Можешь брать что хочешь. Все мое — твое. И больше никогда не извиняйся. Из нас двоих виноват только я. Десять лет…

— Хватит, — резко осекла его Натт, — больше никаких самобичеваний и чувства вины. Я не хочу тратить время на это.

— А на что хочешь? — хрипел Хассел, любуясь огромными синими глазами Мёрке, покрытыми красными нитями капилляров. Она плакала из-за него. Это было на удивление приятно, но придется сделать над собой усилие и не позволять ей этого больше.

— Просто быть с тобой.

— Зачем тебе нужен такой, как я? Безмозглый, да еще и калека в придачу.

Мёрке проигнорировала последнюю фразу и вновь коснулась лица Фирса. Подушечки пальцев нащупали внушительную гематому. Она приподнялась и принялась рассматривать свежий синяк.

— Кто тебя? — встревоженно спросила Натт.

— Упал, — Хассел слабо улыбнулся.

— Врешь! Это Синд тебе врезал, он же и рассказал про десять лет. Ты не должен был узнать, — расстроилась Натт.

— Хотела снова обрасти тайнами и недомолвками? — сердито проворчал маг.

— Нет. Не хотела, чтобы ты остался со мной из чувства вины или благодарности за спасение и жертву.

Фирс простонал:

— Это какой-то кошмар, Мёрке. Когда же ты уяснишь, что я люблю тебя. Это значит, плевал я на то, что из твоих девяноста лет пропал десяток. Нам хватит и восьмидесяти!

— Пятьдесят девять, — поправила Натт, — двадцать один год я уже прожила.

— Все равно. Успеем друг другу надоесть. Я буду очень противным брюзжащим дедом.

Некромантка рассмеялась и осторожно уткнулась Хасселу под мышку. Больничная одежда болталась на нем, обнажая исхудавшее тело.

— Брюзжащий Фирс. Мне нравится. Я бы посмотрела, — она ласково коснулась ладонью его лба. — Ты такой горячий, у тебя точно нет сепсиса?

— Я всегда такой, пора бы привыкнуть.

— Ты точно человек? — серьезно спросила Мёрке.

— Не было возможности проверить, — отшутился стихийник, а затем поднял протез и подвигал искусственными пальцами. — Хотя с этой штукой начинаю смахивать на механического голема.

— Повезло, что не правая рука, — тихо проговорила Натт.

— Мёрке, я ведь и обидеться могу. Я же левша. Или ты и этого обо мне не знала?

— Не обращала внимания. Прости.