В поезде сопровождения уже не было, это был санитарный эшелон, идущий на Киев. По пути мне предстоит пересадка, а после уже пеший поход. Ничего, доберусь. Главное, выдали документы, временные, но по ним меня хотя бы не примут за дезертира.

Дорога вышла трудной и долгой. Снабжение армий находилось в таком плачевном состоянии, что я только хмыкал. Дорог почти нет, железные перегружены, хаос в натуральном виде. Почти неделю преодолевая всего сто километров, пока топал, добираясь в часть, охренел от увиденного. Пустые в большинстве своем села и деревни, почему и шел пешком, некого было попросить подвезти, выглядели настолько мертвыми, что казалось, они такими были всегда. Колонны снабжения двигались еще медленнее меня, поэтому не стал следовать с ними, а двигал в одиночку. Уже на второй день начал искать еду, ибо все запасы кончились, а, как и говорил ранее, в деревнях никого нет.

В одной такой, богом забытой на краю леса деревушке я остановился, услыхав кудахтанье. Живот уже к спине прилипал, поэтому я мгновенно остановился и направился на поиски того, кто издает знакомые звуки. Оказалось, в одном из хозяйств, что, кстати, выделялось среди других размерами, в курятнике нашел двух несушек. Аж обалдел от того, что увидел. Во-первых, под ними лежали несколько яиц, которые я мгновенно выпил, благо были свежими на запах. А во-вторых, обойдя дом, стоявший на этом же участке, где и курятник, решил не церемониться и с курами. По всему виду было понятно, что хозяева бросили свое «имение» и ушли. Пыль кругом в доме, беспорядок, даже грязь. Одно непонятно, как курей оставили? Вижу, разумеется, что их тут было гораздо больше, места, что ли, не хватило? Почему просто не сварили их, была бы еда в дорогу? Плюнув на все вопросы, проверив и затопив печь, принялся за готовку. Сначала нашел и вымыл небольшой чугунок, он был с отколотым краем, скорее всего, им давно не пользовались. Отмыл его возле колодца, да и отнес в дом. Потом долго возился с одной из куриц, сначала еле поймал, а затем ощипывал целый час, если не больше. Ну не было у меня опыта в таком деле, разделать тушку, купленную в магазине, совсем не то же самое, что приготовить только что удавленную. Когда, наконец, мясо было в чугунке, а он сам в печи, решил пройтись по домам и найти что-то похожее на чайник или котелок какой, воды вскипятить. И ведь нашел, причем именно чайник. Такой же старый, как и чугунок, в котором у меня варится курица, помятый и кривой, но главное без дыр, которых прежде было немало, лудили его часто. В том же домишке, где я обосновался, нашел какую-то духовитую травку, она лежала в мешочке на полке. Покопавшись, определил однозначно как травяной сбор для заварки. Тут и ромашка, и мята, и чабрец. Хороший будет отвар, даже и без чая. На все эти поиски и приготовления ушла уйма времени и сил, поэтому, когда сварилась курица и был готов «чай», я чуть не уснул за столом. Поев бульона с куриным, резиновым мясом, запив все это дело эрзац-чаем, я уснул там же, где сидел, на лавке возле окна. Ночью проснулся от того, что свалился на пол, и пришлось перебраться на кровать. Белья не было, да и не нужно оно мне было, улегшись и укрывшись шинелькой, я спокойно уснул.

Все оставшиеся дни пути я ел вареную курицу, пил бульон и «чай». На хуторе тогда я задержался на день, приготовив и вторую забытую хозяевами курочку, чтобы забрать с собой. Так и добирался, аж сапоги прохудились, пришлось подвязывать, нечем было подошву прибить. К моему приходу в часть я был в ужасно непотребном виде. По мере приближения к фронту начали наконец попадаться воинские части, в которых я узнавал направление пути и топал дальше. А когда, наконец, приперся, найдя свой тринадцатый полк в одной небольшой деревушке, едва не попал под суд. Первый офицер, которого я увидел в деревне, был тем самым прапорщиком, что когда-то стал моим первым командиром, это было год назад, сейчас этот хмырь щеголял погонами подпоручика и от наглости едва не трещал по швам. Он быстро шел куда-то наперерез мне, явно не видя никого на своем пути. Когда я, не разглядев вначале, кто это был, обратился к нему с вопросом о расположении штаба полка, тот повернул голову и ощерился.

– А, дезертир наш явился! Что же, у австрияков плохо стало, обратно прибежал?

Я вначале даже не понял, о чем он, а когда узнал наконец, рука сжалась в кулак.

– Вы, господин подпоручик, ответите за свои слова? Перед вами подпрапорщик одной с вами армии, а не враг. Поэтому потрудитесь извиниться!

Подпоручик аж задохнулся от моей наглости и мгновенно вскипел.

– Чего? Да я тебя… – Его кулак пролетел мимо, ибо я спокойно ушел из-под удара, а вот мой, прилетев в тощую тушку подпоручика в районе груди, сбил его с ног.

Происходящее между нами не могло не остаться без внимания, и спустя несколько минут мы оба стояли перед командиром полка, с виноватыми лицами. Эх, не так я хотел появиться в родной части, да чего уж теперь.

Отчитав нас для порядка, Марков и другие офицеры предложили единственный выход. Либо мы забываем наши обиды, либо… Уходим в лес и стреляемся, иначе он обоих отдаст под суд. Подпоручик что-то блеял, я же твердо сказал, что у меня нет проблем с этим говнюком, если он извинится за свои слова, я легко все забуду. Говнюк-подпоручик взвился и завизжал. Он требовал трибунала для меня от руководства полка, орал и брызгал слюной. Минуты две, наверное. Офицеры почему-то молчали, не затыкая эту мразь, ну а я рявкнул:

– Пошли за околицу, трепло, я даже дам тебе право первого выстрела.

И ведь мы пошли. Всем штабом, аж в восемь человек, мы вышли из деревни и остановились на небольшой полянке возле леса. Дуэли вообще-то запрещены, но нас сейчас это не волновало. Подпоручик отошел на противоположный от меня край поляны и достал свой наган. Хреново, машинка точная. Разведя руками, обернувшись к офицерам штаба, я спокойно сказал:

– Извините, господа офицеры, но у меня нет оружия.

К моей радости, ко мне шагнули сразу двое и предложили свои револьверы. Но выбрал я знакомый «браунинг». Взглянув на командира полка, увидел, как тот расстегнул свою кобуру и достал пистолет, я решительно направился к нему, извинившись перед остальными. Эта машинка мне была знакома, сам с таким ходил, да и то, что это пистолет командира полка, делало мне честь.

– Спасибо, – коротко ответил я и снял шинель. Оставшись лишь в рубахе, на которой сверкали кресты, я обернулся к моему обидчику. – Вы готовы?

– Только тебя и ждал! – вновь нагло, неуважительно бросил тот, поднимая руку с наганом. Пусть постоит, рука-то устанет быстро, сил у этого говнюка нет, тощий как велосипед.

– Как я и говорил, даю вам право первого выстрела.

И эта сука, не дав мне договорить, тут же пальнула в меня. Как я не упал, не понимаю. Пуля попала мне в левую руку чуть выше локтя, черт возьми, она только-только зажила… Этот гад явно хотел попасть в грудь, туда, где блестели мои награды, но чуток промахнулся, крючок скорее всего слишком резко дернул. Стояли мы вполоборота друг к другу, правым плечом вперед, вот пуля, чиркнув по груди, и вошла в левый бицепс. Вообще-то, это вновь чудо, надо срочно в церковь сходить, хотя, как только в лазарет попаду, батюшка сам нарисуется, как пить дать, имел я уже с ними беседы.