Джи все идет не по сценарию, она не вписывается в стандартные рамки, с ней все совершенно по-другому. Знакомое желание сжимает узлом низ живота, когда перед глазами мелькает ее тело и полуприкрытые туманные глаза — в штанах сразу же становится теснее.

Черт… Пальцы сильнее впиваются в стеклянный стакан, а расфокусированный взгляд натыкается на Оззи, который по-хозяйски устраивается с ней рядом на диване и закидывает руку на плечо. Что за…? Кожу обжигает тлеющая сигарета в руке. Быстро тушу ее, наблюдая за происходящем. Они о чем-то недолго переговариваются, Оз вытягивает Джи из-за столика, хотя девушка не очень рада, судя по ее неуверенному выражению. Глаза неотрывно следят за парочкой, которая вливается в извивающуюся на танцполе толпу. Оззи обнимает ее, а моя челюсть сжимается, как и руки в кулаки. Он что совсем попутал? Но то, что происходит после, становится последней каплей.

Глаза застилает красная пелена ярости и гнева, когда он прикасается к Джи. На губах довольная ухмылка, а руки свободно гуляют по ее телу, которое принадлежит, черт возьми, мне! Мне, а не ему! В бешенстве швыряю стакан на стойку и направляюсь к «голубкам», нарушая их идиллию, и рассоединяю. Тащу Оззи по коридору в сторону туалета, расталкивая людей, и со всей силы открываю ногой дверь, которая со стуком ударяется о стену. Незнакомые парень с девушкой, зажимающиеся в кабинке, испуганно выбегают. Припечатываю Оззи к стенке, сминая ткань рубашки, и рычу в лицо:

— Ты совсем ох*ел?

— Чувак, полегче…

— Полегче, мать твою? — яростно выдыхаю, почти скрепя зубами. — Нех*й трогать мою девушку.

— С каких пор она твоя девушка? — с насмешкой переспрашивает друг, делая акцент на слове «твоя». — Она об этом знает? Или должна догадаться по красной хрени, которую ты ей подарил? Очень, бля, романтично, Эванс…

— Тебя не касаются наши с ней отношения.

— Отношения? — выплевывает с сарказмом Оз и смеется, толкая со всей силы в плечо. — Ты вообще знаешь, что это такое?

— А ты? — ухмыляюсь и гневно смотрю в сверкающие красные глаза.

Друг хрипловато смеется и запускает пальцы в аспидно-серые волосы, качая головой.

— Мне нравится Джи, как человек, я ее уважаю, — серьезно говорит он, — но ты так тормозишь, приятель… Поэтому я подумал, почему бы и не поторопить тебя?

— Ты хреново подумал, Оз, — и мой правый кулак встречается с его челюстью.

По руке пробегает тупая боль, а через несколько секунд мы заваливаемся на грязную плитку и бьем друг друга, выкрикивая маты.

— Эй! Что вы здесь устроили?! — слышу отдаленно громкий голос Черелин и чувствую чьи-то руки, которые оттягивают в сторону, разнимая нас. Райт держит Оззи, а Шем — меня. — Совсем полоумные?!

Вытираю кровь, сочащуюся из правого уголка губ, и выдергиваю руку, замечая перепуганную Джи в дверном проеме и еще нескольких зевак, которые хотят по нужде.

— Что на вас нашло вообще? — удивленно переводит глаза с одного на другого Райт, отпуская Оззи. Замечаю, как у того под левым глазом расцветает фингал и удовлетворенно хмыкаю.

— Пусть Оз расскажет.

Разворачиваюсь, сжимаю руку Джи, застывшей в дверях с круглыми глазами, и веду ее по коридору к черному выходу, слыша злобные ругательства и проклятия в спину. На лице появляется хищный оскал и желание припечатать ее к стене и жестко наказать. Чертова «ведьмочка»!

***

Джи

— Эй! Эй! Совсем чокнулся?! Крыша поехала?!

Парень запихивает с силой в машину и ударяет по газам так, что меня вжимает в сиденье.

— Ненормальный! Немедленно остановись! — ору на него и бью по плечу, но это нифига не помогает.

Эванс ухмыляется и врубает на всю громкость музыку. Меня оглушают басы. Да он точно рехнулся! Внутри нарастает паника, внедорожник на бешеной скорости несется по ночной дороге в сторону выезда из города, а я во все глаза смотрю на вцепившегося в руль Сина. В уголке губ запеклась кровь, скулу покрывает лиловый оттенок, волосы в полном беспорядке, в сапфирах горит адский огонь, который загоняет в угол.

— Идиот! Остановись!

Хватаю парня за колено и впиваюсь зубами в шею. Машину заносит, слышно звук тормоза, а мое лицо упирается Эвансу между ног. Ему даже в такой ситуации везет!

— Ты вообще с головой не дружишь?!

— Это тебя надо спросить! — кричу в ответ, а ногти больно впиваются в ладони. Сейчас у него еще на другой скуле появится синяк.

Нажимаю на проигрыватель, выключая орущую музыку, и салон погружается в долгожданную тишину. Мы тяжело дышим, глядя друг на друга, в глазах — молнии и гнев.

— Ты совсем офигела? — прерывает молчание сердитый голос Сина.

Удивленно открываю рот, не понимая, о чем он говорит.

— Что?

— Не притворяйся глупой, Джинет, — синие глаза парня сужаются, на губах играет презрительная усмешка. — Ты и Оз… что между вами?

Он сейчас серьезно вообще? Или это помутнение рассудка?

— Ты… ты… — ярость и злость так душат и сжимают горло в тиски, что я не могу вымолвить и слова. — Ненавижу тебя! Какой же ты осел, Эванс!

— Точно… осел, который поверил в эту чепуху, — хмыкает парень и отворачивается, глядя в переднее стекло: там стоит непроглядная темень. Где мы вообще? Он с такой скоростью гнал…

— О чем ты? — устало спрашиваю.

— Ты не понимаешь? — произносит тихо, но вкрадчиво Син, все так же не отрывая взора от окна.

— Да, я не понимаю твоего поведения! Или я похожа на экстрасенса и могу влезть в голову, чтобы прочитать твои дебильные мысли?

Эванс посмеивается и опускает руки на руль, кладя на них голову.

— Разве, черт возьми, не видно, что ты мне нравишься? До тебя до сих пор не дошло?

Шокировано застываю, а воздух будто постепенно выкачивают из салона и легких.

— Или мне надо посвятить тебе балладу о любви, Джинет? Записать ее на радио, чтобы все узнали об этом?

Син поворачивает голову, и наши глаза встречаются. Удивленно оглядываю его серьезное лицо, плечи облегченно опускаются, словно тяжелый груз остался позади.

— Можешь посвятить, почему бы и нет, — едко бросаю и смотрю на свои сомкнутые руки, слыша тихий смешок.

Эванс тянется к проигрывателю и что-то переключает.

— Что ты делаешь?

— Ты же хочешь, чтобы я посвятил тебе песню. Пусть музыка скажет за меня, — поясняет Син, пока я недоверчиво оглядываю его сосредоточенное лицо. В голове не укладывается…

— Думаю, эта вполне подходит, — Син откидывает голову на спинку сиденья. По салону разливается голос Клауса Майне, от которого бегут мурашки по коже.

Мы сейчас находимся на планете звука: только я, Син, музыка и ночь, которая наполнена таинством и чем-то потусторонним. Это магия.