а Син лениво улыбается. Ткань блузы спускается по рукам, обнажая плечи, которые покрывает легкими поцелуями Эванс. Закусываю губу, от затапливающей волны нетерпения и страсти, но не могу сдержаться от сарказма и бормочу:

— Только поставь на беззвучный.

Син хрипло смеется и достает из кармана телефон, показывая экран и перечеркнутую ноту.

— Да… Прекрасный вид смерти, Джи, — шепчет он, зарывается пальцами в мои волосы, впиваясь грубо и властно в губы. — И все, что я хочу — это ты…

Глава 27

Я ощущаю кровь, бегущую в твоем теле. Ты видишь шрамы на моей коже. Я влюбился в суть греха. Все под контролем, когда ты отдаешь мне себя, да. Я чувствую, как вспыхивают наши души, когда мы одно целое. Я оставлю след, чтобы ты не забыла, кому принадлежишь, детка. Отдай мне всю себя, кричи так громко, как ты хочешь.

The Weeknd «Where You Belong»

Джи

Меня обуревают странные ощущения, будто на лбу горят огромные красные буквы «Я сделала это», «Не девственница», «У меня был секс». Вроде бы ничего не поменялось, но одновременно я чувствую себя по-другому. Интересно, у всех так после первого раза? Кажется, на лице все написано — совсем не комфортно. Тинки что-то дотошно разжевывает, объясняя физику… или это химия? Нет, вообще математика. Я смотрю в одну точку на стене, будто там что-то важнее и в миллион раз интереснее, чем предстоящие тесты.

Теперь фраза «бабочки в животе» приобретает смысл, потому что я чувствую себя легкой, невесомой, влюбленной и счастливой. Да, хочется постоянно улыбаться, как дурочка. Вчера был особенный день, ночь и со мной рядом спал особенный человек. Мой человек. Я возвращаюсь мыслями на несколько часов назад в прекрасное прошлое…

— Почему она называет тебя Синъити?

Мне никогда не надоест разглядывать его широкую спину и ангела с черными крыльями. Даже сейчас не перестаю восхищаться, скользя глазами по рисунку, и поглощаю каждую деталь.

— Айна сказала, что у моих родителей отсутствовала фантазия, — хмыкает парень, поворачивает немного голову и выпускает из губ сигаретный дым. — И лучше бы меня назвали Леонардо.

— Леонардо? — не могу сдержать дикого хохота, и одеяло сползает с сотрясающихся плеч.

— Да-а-а… Она сказала, что имя Син мне не подходит, а Лео — наоборот, — улыбается Эванс и ложится рядом, бросая окурок в пепельницу. Переворачиваюсь на живот и подпираю голову руками.

— Грех и лев… — произношу задумчиво, утопая в его сапфировых глазах. Два в одном. — Но… ты и дети…

— Странно? — усмехается он, взлохмачивая черные волосы.

— Я удивилась.

— Это Черелин, она помогает приютам и детям-сиротам. Говорит… — он вздыхает и мимолетно смотрит на окно, за которым падает первый снег в этом году. Поистине волшебная ночь. — Черри говорит, мы похожи с теми детьми. Разница лишь в том, что у нас есть дядя, крыша над головой и деньги, а у них — ничего. Если денег много, почему бы не потратить с пользой и не помочь другим.

Да уж, если бы все были такими отзывчивыми, может, жизнь стала лучше и люди… добрее.

— Браун, для кого я тут распинаюсь вообще? — вырывает из раздумий недовольное брюзжание Тинки. — Нет, я понимаю, что не Эванс. Если бы он сидел с обнаженным торсом и объяснял формулы, было бы намного интереснее.

Син с обнаженным торсом? Очень заманчиво…

— Так, ладно, я понял, — качает головой Чемптон и косится в мою сторону — кое-кто витает в облаках — и закрывает учебники, — ты в стране единорогов, точнее, в стране «Я, Эванс и больше никого», какая математика.

— Прости, Тим, — губы снова расплываются в широкой улыбке, а Тинки фыркает и кидает книги в рюкзак.

Он прав, я сейчас точно не здесь и воспринимать серьезную информацию не в силах — извилины работают в другом направлении. По квартире проносится трель дверного звонка, Чемптон замирает с учебником в руке, вопросительно вскидывая брови.

— Наверное, это Син, — произношу, прочищая горло, и быстро иду открывать. Думаю, без очередной промывки мозгов не обойдется, когда он увидит Чемптона.

— Привет, — Син улыбается и наклоняется, чтобы поцеловать, но застывает всего в паре сантиметров. Синие глаза сужаются, а на лице написана недовольная гримаса, когда он видит за спиной Тинки.

— Привет и-и-и… пока, — неуверенно протягивает друг и протискивается мимо замершего, словно статуя, Эванса, бросая напоследок взгляд «он-чокнутый-собственник». Хмыкаю и затягиваю Сина внутрь, закрывая дверь.

— Не смотри так, будто хочешь его жестоко убить, — ехидно произношу, обвивая руками его шею.

— Но я хочу его убить, — цедит сквозь зубы Эванс, скидывая куртку, и недовольно осматривает меня с ног до головы, словно я занималась чем-то непристойным с Тинки. Скрещиваю руки на груди и упираюсь бедром о стенку.

— Он мой друг, — выделяю каждое слово.

— Да, я прекрасно помню, но он мне не нравится, — Син проходит мимо, обдавая ароматом ментола и сигарет, а я закатываю глаза. — Дружба между парнем и девушкой — бред. Этот телепузик хочет залезть к тебе в трусики. Я ему руки сломаю.

— Что за бред? На тебя надо надеть смирительную рубашку. Ты очень вспыльчивый, Эванс, — хохочу, заходя следом за ним в комнату и наблюдая, как парень вынимает из чехла гитару и табулатуры из рюкзака. — М-м-м… мы сегодня будем заниматься музыкой?

— Хочешь позаниматься чем-то другим? — кидает через плечо Син, играя бровями, разворачивается и по-хозяйски кладет ладони мне на талию.

Обвиваю его шею руками, лаская затылок, и заглядываю в глаза.

— А ты?

Он криво улыбается и проводит носом по шее, будоража все внутри.

— Конечно, но сначала ты должна кое-что увидеть, — шепчет он многообещающе на ухо и целует, отстраняясь и показывая табулатуры. Беру в руки исписанные листки и пробегаю глазами по строчкам и нотам.

— Песня? — удивленно смотрю на улыбающегося парня и выдыхаю: — Ничего себе, но… Ты же говорил, что не пишешь тексты.

— Да, только вот… — Син падает на кровать и устраивает на колене гитару. По комнате разливается красивая мелодия, когда он делает несколько аккордов. — Получилось само собой… Я не знаю.

— Но когда ты успел?

— Когда приезжал Вилсон, — Эванс опускает глаза на Гибсон, а я устраиваюсь рядом. — Думал о тебе… и писал.

Бабочки… Они порхают не только в животе от его слов — в каждой клеточке тела.

— Это… очень мило, — поддеваю его и стараюсь скрыть довольную улыбку.

— Мило? — хмурится Син, а я шутливо задеваю его плечом. — Очень стремное слово.

— Но это, действительно, мило! А после вчерашнего — тем более. Милый Син Эванс, — прикалываюсь