– Ага, она месяц там была, может встретила свою школьную любовь? Или просто кого-то повстречала? – как будто продолжая разговор сам с собой говорил Игорь.

Он ходил по гостиной и то пил кофе, то включал и выключал телевизор, то пытался забрать дочь, но Майя тут же начинала вопить.

– Чувствует, что ты не в своей тарелке, вот и реагирует, – назидательным тоном констатировал Андрей.

До прилета оставалось еще много времени, но Игорь не выдержал, вызвал такси.

– Мало ли пробки соберутся. Еще в цветочный надо, – оправдывался он, но отец не осуждал. – Ты заберешь Макса и поедете к тебе, да ведь? Я Макса тыщу раз предупредил.

– Езжай конечно, ни о чем не волнуйся.

– Ты не понимаешь, с тех пор как его в приют забрали каждая ночевка вне дома превращается в испытание, даже не знаю как ты один с двумя управишься… Зря я это затеял, зря. Сначала д…

Андрей на дал ему закончить и дал сыну легкую оплеуху.

– Все не зря! Успокойся уже и езжай! Макс меня обожает, Майя тоже. Мы тут месяц с тобой какого черта с детьми нянькались? Иди вперед!

Тон у Андрея был раздраженный и даже несколько гневливый, поэтому, чтобы не сбить весь настрой и не испортить вечер, Игорь быстро закончил сборы и убежал на лестничную площадку. И как раз вовремя – такси уже приехало и ожидало у подъезда.

Дорога в аэропорт только показалась долгой и утомительной, но пробок не было и уже через час Игорь стоял в зоне прилета международных авиарейсов. Началось самое томительное ожидание – весь предыдущий месяц прошел быстрее, чем последние пятнадцать минут. Из дверей, отделяющих зеленый коридор и встречающий прошло уже тридцать мужчин, пятьдесят женщин, восемь детей, из них только четыре семейные пары, две пожилые пары и еще одна девушка с собачкой. Игорь старательно высчитывал и пытался отвлечься на людей, не сбиться в счете и таким способом унять дрожь в руках.

В очередной раз разъехались двери и за стеклянной стенкой вывалилась толпа особенно загорелых плосколицых гостей нашей страны. В этой толпе были и широкобедрые дамы с обвязанными цветастыми платками головами, и морщинистые исхудалые мужчины в спортивных костюмах, но не имеющие никакого отношения к спорту. Несколько ребятишек подскакивали так высоко, что напоминали блох, матери пытались их выловить и усадить на огромные баулы вещей, но все было без толку. И среди всей этой вакханалии лиц мелькнуло такое знакомое, родное, молоденькое и круглое личико Айджи. Мелькнуло и скрылось за спинами более высоких мужчин и более широких женщин, но потом вынырнуло из людского потока и так широко и ясно заулыбалось, что весь аэропорт стал немного светлее.

Айджи мгновенно нашла взглядом Игоря и заторопилась обогнать сразу всех. Ей на пятки наступал ее же чемодан, ей мешали мужчины, женщины и ребятишки-блошки. Но Айджи пробиралась сквозь несущую ее толпу и как только она оказалась на свободе, нырнула в теплые объятья Игоря. Повинуясь душевному порыву, она встала на носочки, как бы давая зеленый свет желанию поцеловать ее. Игорь не стал ждать еще намеков, он крепко обнял ее и жадно прижался своими губами к ее губам.

Этот поцелуй был совсем другим, не таким, как первый, вырвавшийся после болезни на их губы непрошенным гостем. В этот раз долгий поцелуй был обстоятельным хозяином положения. Его ждали, о нем волновались.

Маленькая Айджи растекалась в руках Игоря. Ее мягкие губки прижимались настойчиво и горячо, не оставляя никаких сомнений в том, что и она скучала, волновалась и ждала встречи.

С трудом Игорь оторвался от нее и спросил:

– Ну что, поехали?

Ее круглое личико, загорелое до цвета темного дерева трепетно улыбалось. На нем темной дорожкой по щекам и носику рассыпались веснушки. Игорь и не замечал их раньше. А может их и не было и появились они только когда Айджи загорела.

Подушечками пальцев Игорь провел по тонкой бархатной коже шеи и от этого прикосновения у него пробежали мурашки. Айджи слегка вздрогнула.

– А где дети? – наконец прошептала она.

– Они сегодня с моим отцом. И не переживай, он их не обидит. Я на сто процентов ему доверяю. Ну так что, поехали?

На улице собирались густые сумерки, солнце уже село и последние его лучи окрашивали небо и редкие облака в лиловые и оранжевые оттенки. Догорал один из последних по-летнему теплых дней золотой осени. Айджи втянула носом прохладный воздух и сказала чуть громче, чем сама того хотела:

– Как же я соскучилась!

Пара села в такси и машина помчала их на встречу вечернему городу. Айджи молчала и нежилась в теплых объятьях. Игорь тоже не нарушал тишину – он снова стал собой, чувствовал твердую почву под ногами и не боялся, что Айджи исчезнет и растает, исчезнет, будто ее и не было никогда. Теперь, когда он заключил ее в кольцо своих рук, он снова контролировал ситуацию и мог быть самим собой.

Автомобиль затормозил около сталинской высотки. Острый шпиль ее терялся в совсем по ночному темном небе. Золотой ряд огней утекал вдоль набережной, сливаясь с собственным отражением в воде.

Айджи ежилась в своем бледно-желтом платье и пыталась согреть себя, растирая плечи ладонями.

«Потерпи немного, скоро ты согреешься» – не рискнул сказать, но подумал Игорь.

Но его подруга и не думала ждать. Она оставила в покое свои плечи и залезла к Игорю под джинсовку, словно кошечка и крепко прижалась, схватив в кольцо рук.

Такси с чемоданом Айджи осталось ждать их где-то на парковке, а пара медленно пошла по коридорам шикарной гостиницы сначала к стойке регистрации, а потом в номер. Они шли по красным ковровым дорожкам вдоль светлых стен полных изысканых картин и зеркал в изящных рамах. Между номерами ютились столики с живыми цветами. Но ни он, ни она этого не замечал.

Игорь вдыхал аромат лета и тепла, которые она привезла на себе из Бишкека, прикасался то к ее предплечью, то к шее, то к щеке и каждый раз вздрагивал и пытался удержаться. До номера всего два шага, нельзя сорваться сейчас.

Наконец заветная дверь открылась, а вместе с ней пала последняя застава. Он навалился на Айджи мощным поцелуем и повалил ее на пол. В номер проникал свет из коридора, но никто не удосужился прикрыть дверь. Девушка судорожно попыталась вдохнуть, но ей было тяжело расправить грудь под тяжестью Игоря. В ее глазах смешалось все: страх, возбуждение, протест, желание. А он уже ласкал ее