Откуда-то из-под земли выросла Айджи и прервала беседу двух мужчин. Ведущий созывал гостей возвращаться на места и Артур Самойлович убежал к жене.

– Это папа Тамары, да? – осведомилась Айджи. Щеки ее горели румянцем, она не могла спрятать улыбку, глаза сияли.

– Да, папа Тамары… А что с тобой такое?

Айджи обвила большую руку Игоря своими тонкими ручками и прижалась к нему. Она не стала отвечать, но то и дело льнула, обнимала, целовала то в щеку, то в губы.

«Атмосфера свадьбы ударила в голову» – решил Игорь.

Несколько раз они выходили потанцевать, несколько раз участвовали в конкурсах, несколько раз Айджи с Тамарой и другими девушками убегали из зала, а потом возвращались возбужденные, разрумяненные и веселые.

Ведущий объявил, что пришло время бросать букет. Девчонки выстроились в линию, и Игорь почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Точно в старом анекдоте, он начал загадывать, что бы букет пролетел мимо Айджи. Он не хотел вселять в девушку надежду, возможно пустую. Игорь продолжал ночами представлять свою жену, видеть ее наяву и не готов был назвать женой другую. Даже Айджи.

Невеста стала размахивать своим букетиком. По спине у Игоря пробежался холодок.

«Только не к Айджи, пожалуйста!» – пронеслось в голове.

Маленький набор розочек и еще неизвестных Игорю цветов взмыл вверх и приземлился прямо в руки свидетельницы.

Игорь выдохнул. Когда-нибудь он подумает об этом, но сейчас даже давать надежду на брак ему не хотелось.

Как только первые гости стали прощаться, Игорь вызвал такси и тоже подошел к молодым. Он смотрел на молодую семью и не мог поверить, что эти двое счастливейших людей на свете чуть меньше года назад были для него сосредоточением всего самого ужасного и страшного, что могло с ним случится.

В такси играла спокойная музыка, от Айджи несло перегаром, хотя за столом она пила только морс. Она крепко обнимала Игоря и боролась со сном, но с каждой сотней метров, которую преодолевал автомобиль, она все больше проигрывала. В конце концов Айджи сладко засопела на плече у Игоря. Когда подъехали к дому, он хотел разбудить подругу, но та слишком крепко спала. Игорь отнес ее в дом и уложил к себе на кровать. С тех пор Айджи не делала попыток спать отдельно. Они стали жить как обычная семья.

На следующий же день после свадьбы Игорь сказал Максиму, что Айджи теперь не просто няня, но и подруга папы.

– Она всегда была твоей подругой, пап, – ухмыльнулся Максим.

– Нет, она теперь мне как жена, понимаешь?

Максим кивнул.

– Можно мне мультики посмотреть? – сменил сын тему.

И больше он не возвращался к этому вопросу.

После возвращения Айджи из отпуска Максим совсем и окончательно сменил гнев на милость, больше не бил няню, не пинал и не рычал на нее. Все больше слушался и пытался угодить. А после того, как ее вещи перекочевали в шкаф в спальне отца, так и вовсе стал относиться к ней как к родной. Мамой он няню, конечно, не звал, но привязанность к Айджи действительно напоминала привязанность к матери.

Игорь допытывался у Айджи, куда она постоянно бегала с Тамарой уже на следующий день после свадьбы.

– Ну… – няня залилась краской. – ну… так… То на улицу, то в уборную…

– Что-то ты лукавишь, дорогая, – Игорь прищурился.

– Ну мы там… немного… выпивали.

Игорь расхохотался.

– В туалете? А что вам мешало выпивать за столом, со всеми?

Айджи совсем запунцовела и не ответила на вопрос.

– Вы только выпивали или болтали о чем? – продолжал свой допрос Игорь.

– Мне Тамара сказала, что я хорошо с вами… с тобой смотрюсь. И что… мы пара красивая. Она сказала, что ты сначала ей казался мужланом, угробившим свою жену и теперь ты принялся за детей. Рассказала, как ты в больнице лежал, весь обросший и что ты был похож… – Айджи запнулась, прыснула, покрылась пятнами, потому что краснеть еще больше невозможно, и только потом продолжила, –… на гориллу. А сейчас на человека похож. И что она серьезно хотела найти повод забрать у тебя хотя бы Майю, – тут девушка стала серьезной, вся веселость ушла как вода в песок, – она много чего вчера сказала. И что, например ты, как мужчина, просто не можешь дать детям полноценное воспитание. И что раз теперь есть я, то она спокойна, а если бы женщины не было, она бы подумала о том, чтобы Максима отдать бабушке и дедушке. И сказала еще, что я хорошенькая. И что акцент совсем слабый. Вот.

Айджи закончила свой рассказ и ждала реакцию, но Игорь молчал. Так значит Тамара все еще считает его неудачником, неспособным поднять детей. Губы его сжались. Его бесило, что он ничего не мог поделать с этим мнением. Не отказываться же от Айджи, в самом деле, чтобы доказать, что он способен воспитать детей сам!

– Я тебе давно говорю, у тебя отличный выговор, – грубо сказал он, схватил пустую чашку из-под кофе, встал из-за стола и пошел в свой кабинет.

***

За неделю до дня рождения Майи окончательно испортилась погода. Несколько раз МЧС присылали сообщения с предупреждениями то о сильном ветре, то о сильном дожде. Вместе с погодой портилось и настроение у Игоря. Он мрачнел с каждым днем и чуть не через день ездил на кладбище. День рождения дочки совпадал с днем смерти жены. Весь год Игорь не думал об этом. Потом пообещал себе, что сконцентрируется на хорошем. А потом понял, что просто не справляется с ролью папы-весельчака. От горя, захлестывавшего его с новой сильной, хотелось лезть на стенку. Айджи раздражала, Максим бесил, Майя доводила до трясучки и даже Андрея, ставшего лучшим другом всего за несколько месяцев, Игорь не мог выносить. Однажды он вернулся с кладбища глухой ночью, откупорил коньяк, подаренный еще женой, и опустошил его в одиночестве, запершись в кабинете. Он пил коньяк большими глотками из специального бокала и не мог оторвать глаз от одной из фотографий Нелли. Это была портретная фотография, с последней фотосессии. Ее волнистые волосы разметались у нее по плечам, губы обнажали ряд ровных белых зубов, она улыбалась и казалась Игорю совершенной. А на утро его разбудил настойчивый стук в дверь. Это стучала Айджи. Она выглядела рассерженной.

– Возьми себя в руки, завтра у Майи день рождения!

Ругалась она, надувая щеки и от того казалась скорее смешной, чем сердитой. Игорь не реагировал на ее слова, он равнодушно слушал ворчание сожительницы, а сам продолжал