–

Вид пожелтелых газет страшен. А читать их ещё страшней.

—

Соцреализм, капреализм, ХДС-реализм и т. д.

–

У Сальвадора Дали есть превосходная картина «Мечта о вселенском единении», он изумительный (когда хочет) академист. В «Старой книге» альбомы с репрод. его работ стоят от 200 до 300 рублей.

–

Белый, Пастернак и Пильняк в тридцатые (?) годы хотели выпускать альманах «трёх Борисов».

–

Весной 1976 года, проезжая по Литейному, видел странную картину – от ул. Белинского до Академкниги тротуар (и до середины мостовой) весь был заполнен людьми, как на стадионе. Трамвай проехал только с помощью милиции. Тьма народа. Шла подписка не то на Гёте, не то на Шиллера.

Но самая страшная картина была, когда подписывались (в 72 или 73 г.) на Достоевского. Я проходил мимо Ак. книги ночью, и от Некрасова до Невского сидели, стояли, в машинах, с кофе, под зонтиком, под плащ-палаткой по-двое, по-десять, по-тридцать – огромное море людей. Шёл мелкий дождь. Мосты развели. Я подумал, уж не случилось ли чего-либо экстраординарного на Земле…

–

«…созерцайте, пока мысль не отвратится от деяний этой жизни, как от привешенных украшений при ведении на бойню».

—

Пригласили сегодня на день рождения. Сказал, приду. Но уехал за город и весь вечер ходил босиком по траве. Наблюдал за стрекозами и лягушками.

–

Жаль, что плохая память на специальные термины и ин. яз, а то бы попытался поступить на биологический ф-т. Впрочем – и там скука. Семинары, обязательства перед парикмахерской.

–

Зашёл на рынок. Какая-то необыкновенная тяга съесть бутон махрового мака. Купил семечек.

–

У моего знакомого художника А. И. приятель выпросил две картинки. А. И. в крайнем финанс. тупике. Неделю квас и шиповник (ягоды), он их рано утром собирает. Недавно открылось, что эти две работы были проданы за 200 рублей. А. И. пытался хоть что-нибудь получить за них, был оскорблён и выброшен из дома приятелем.

–

Вчера убирал свою каморку, а сегодня снова пыль и бумажки. Надоело!

–

Когда-нибудь солнце снова родится. Будет ли от него свет или это будет антисвет? Снега не будет – это точно! Леса не будет. Но Вседержитель придумает на забаву для играющей пустоты что-нибудь. Он это сделает обязательно, ибо роль затейника для него обязательна, как и роль сеятеля.

– Сеять, а потом развлекать посеянное зерно, поле, всходы! – остроумно —

—

Перебирая фотографии, нашёл портрет Наталии «Интервейеровой». Она где-то с мужем и сынком… Долго смотрел на фото, вспоминал, как пил с ней пиво с маленькими раками. Ели зелёные яблочки. Как мило! В сентиментальных воспоминаниях есть что-то от тихой идиотии.

–

В летнюю городскую пору питаться килькой по 40 коп. кг, кататься на лодке (или…ках), заикаясь говорить о школьных годах, читать воен. мемуары, мечтать о лыжах, думать – кого бы навестить из знакомых, не имея рубля, носить «бобочку», старые сандалии, рассматривать открытки в магазине, сдавать бутылки… всё это было, было…

–

Один знакомый NN всё время меня перебивает на 4-ом или 5-ом слове. Просит извинения. Он перебивает, если говорят «наоборот» и вставляет «на аборт». Любит гулять по набер. Обв. канала, свистеть, изредка повторяя: «Некому позвоночник залома-ти, люли, люли, залома-ти». А в компании, если увидит новенькую, восклицает: «Ой-ли все девчата хороши». Сейчас он на лесоповале. Нужны деньги на дом.

–

Некто С. Г. считал себя гениальным писателем. Ему было 20 лет. В стоптанных «баретках», в сальном пиджаке, нечёса и немытыш, карякал он в блокноте эпизоды из жизни вселенной: хромой пёс, мама печёт блины, чёрствость «окружающей среды», воронний эпос, греческие страдания, необогопоиск, прогулка по Невскому, бытовщинно-служебные докуки, мечта о путешествии в Австралию и т. д. Он никого слушать не хотел, всех в разговоре одёргивал, ругал, махал руками, топал ступнями ног. Дома сидел перед зеркалом и надувал щёки. Затем писал письма красной тушью. Его забрали в армию. Вернувшись, он окончил институт холодильной промышленности. Работал «инженю», плавал в бассейне, собирал грибы. Женился. Книг не читает, выписывает только «Радиопрограмму».

–

Люблю без цели сесть в поезд до Павловска. В будний день там красиво и печально. Отреставрированный дворец, отреставрированная трава, деревья. Книга не читается. От пива хмель водочный. Поздно вечером возвращаться к светлячкам урбанистского чуда, там родные дома, там родная кровать.

–

В одной семье страсть как любили котят. Они ползали по столу, по шкафу, забирались на голову, плечи. Вдруг у соседских детей обнаружили стригучий лишай. Приехала машина, забрала детей в больницу, котят утопили в Неве.

–

Были белые ночи. Вдоль Невы шастали пьяноватые фабзайчата, напевая про сердца, пылающие как костёр, про глаза-звёзды, про светлое будущее. В парадной все углы были посыпаны хлоркой.

–

Из осведомлённых источников я слышал, что во времена Льва Толст. печатали 10–15 % из всех пишущих (литераторов).

–

На безрыбье и рак рыба, – сказали ему в онкологической больнице.

–

Как ограничены матерные выражения: в 9/10 из них упоминаются детородные и детоносные органы. Где связь?

–

На военных сборах нас будил, укладывал спать, отправлял наполнить желудки бритый горнист. Я видел, как он волновался, когда выходил дудеть перед рядами палаток. На левой руке у него была надпись «Донбасс», на правой – дымили трубы. Я видел его бродящим по лесу. Он разбивал ногой муравейники и наблюдал, как маленькие твари спасают своих куколок.

–

Как-то в дождь на Суворовском я видел ходячий Нос. Он был с добрыми глазами, в узком пиджаке и жёлтых носках. Длинные волосы перепутаны и светлы. Он улыбнулся, как бы отвечая на моё изумление. Позже я видел этот длинный, узкий с горбинкой Нос в декабрьские сумерки на Каменном острове. Нос задумчиво стоял около скамьи, промазученной в наводненье. В его руках была бутылка вина, он пил неторопливо, поставив на бедро левую руку. В перерыве между «причастием» он повторял: возвращаться нельзя, возвращаться нельзя!

–

Есть в папоротнике что-то японское. Я люблю это растение, оно светло, изящно, строго. Будь возможность, я бы культивировал папоротник. Он холоден и сочен; пройтись в нём (или по нему) – отдых.