А на утро о присутствии Ша свидетельствовала только чуть примятая подушка.

Обняв ее, вдыхая знакомый запах, я еще почти час провалялась в постели, пока от этого не стало даже немного неловко. Быстро одевшись, поблагодарив дом за нормальный наряд, я легко спустилась по ступеням. Из кухни сегодня умопомрачительно пахло блинчиками и вареньем, кажется, клубничным, так что рот уже наполнился слюной. И я практически не обратила внимания на небольшое черное пятно в углу холла. Тень? Мало ли чего тут встретишь, в этом доме.

Но может, все же стоило присмотреться?

Не вытерпела я день на пятый, когда темное пятно вдруг за одну ночь превратилось в огромную пляму черной плесени, растянувшуюся едва ли не на треть стены. Прихватив с собой большое ведро, пару тряпок и чудом отыскав на кухне соду в одной из склянок, я приготовилась к неравной борьбе, в которой намеревалась безоговорочно победить.

– Домик, мой милый и хороший,– чуть притопнув по теплым плитам пола, в надежде привлечь больше внимания к происходящему, обратилась к поместью, рассматривая фронт предстоящей работ, – а ты можешь прогреть здесь стены? Чтобы всю эту гадость просушить?

Ответа не последовало, но я очень надеялась, что и без него все будет сделано, как прошу. А затем, закатав повыше рукава и взяв щетку с самым жестким ворсом, что смогла найти, я принялась оттирать стену, тихо напевая под нос.

Работа оказалась непростой, но результат меня порадовал. Чистая, гладкая стена, только слегка влажная, с которой удалось убрать почти всю черноту. Я устало отошла на середину холла, осматривая стену. Руки немного гудели, пальцы, от долгого соприкосновения с водой, сморщились, но я была довольна. Казалось, что даже запах в помещении изменился, хотя это, конечно, было не так. Воздух как пах до этого корицей и цветами, так и благоухал до сих пор.

Прихватив ведро с грязной водой, я, довольная плодотворным днем, пошла в свою комнату, сменить намокшую кое-где одежду. Определенно, сделанная работа помогает человеку чувствовать себя живым и значимым.

– Корица! – оставив мокрую одежду на полу, решила, что пришло самое время вкусных булочек и прогулки по двору. Даже если Мукеш будет ворчать.

Единственное, чего мне не хватало – это присутствие Нимеда. Со слов гоблина, который также большую часть времени проводил где-то в подвале, возвращаясь то и дело в какой-то пыли и искрах, Ша был занят поисками тех, кто так опрометчиво пытался раскачать основание трона. И сделать это стоило до прихода тепла, пока остальные феи не вошли в полную силу. Тогда справиться с тем, кто затаился в тени, будет куда сложнее.

Так что мне опять только и оставалось, как развлекаться с Корицей повседневными делами, в ожидании тех коротких моментов, когда Ша сможет появиться дома.

Несколько дней я бессовестно наслаждалась снегом и прогулками, пока одно утро, словно ветер вдруг сменил направление, не почувствовала весну. Да, до нее еще было далеко, но я уже ощущала что-то эдакое, совсем иное в воздухе, что позволяло безошибочно определить скорую смену сезонов и приход тепла.

Это осознание вызвало как и радость в душе, все же зима, пусть она тут выдалась для меня и недолгой, навевала несколько тоскливые мысли. Но с другой стороны… я не хотела ее прихода. Потому как придется вернуться домой. Да, я скучала по родным, но это больше не была та всепоглощающая, вызывающая боль в каждой частичке тела, тоска. Это ощущалось так, словно я переехала в далекие земли, и могу видеться с родней, как это часто бывало в благородных семьях, раза два в год, приезжая в гости на большие праздники.

Но если я уйду, то больше никогда не увижу Нимеда.

И эта мысль вызывала приступы настоящего ужаса. Мне казалось, что если я расстанусь с Ша, то вместе с ним оставлю и значительную часть своей души. Я не ощущала ничего подобного тогда, когда овдовела. Да, меня какое-то время снедала печаль, но она была значительно приправлена обидой. Теперь же мне казалось, что я как отрезанная от корня лоза, просто иссохну без Нимедасофера.

Прогнав подальше дурные мысли, стараясь сосредоточиться на чем-то более простом и понятном, я решилась пройтись по дому. Последние пару дней даже дворецкий не попадался на глаза, видно, дела перешли в активную стадию, требующую всего свободного времени как от него, так и от Нимеда, которого также не было видно.

– Хоть бы Тенебрис пришла, что ли. Совсем тоска,– пожаловалась я Корице, рассматривая зеркала, которые занимали стены едва ли уже не до самого потолка.

Это было немного странно. Все эти мутные, непрозрачные, закованные в тяжелые резные рамы, или вовсе без оных, зеркала так причудливо искажали свет в коридорах, что на полу постоянно играли и двигались блики. Пятна скакали по стенам, плитам под ногами, вызывая какое-то легкое головокружение. И ладно бы хоть одно из зеркал было нормальным…

Фыркнув. Чувствуя, что еще немного, и упаду от этой круговерти, что навалилась внезапно, я открыла первую попавшуюся дверь в ту из комнат, куда обычно не заходила, намереваясь укрыться от света заркал, и едва не задохнулась от ужаса.

Все стены, от пола до самого потолка, были покрыты черной, шевелящейся массой. Тонкие, недлинные ножки, как лапки полчища пауков, переплетались между собой и медленно колыхались.

Отшатнувшись, в испуге, я влетела в противоположную стену, зацепив одно из зеркал, которое с грохотом полетело на пол, рассыпавшись тысячей осколков.

– Мукеш! – голос дрожал.

Чудом не распоров ноги об острые куски зеркала, я побежала в сторону лестницы по холодному полу, слыша, как за спиной глухо рычит Корица.

– Мукешь! – спустившись, повернув в ту сторону, где была лестница в подвал, я оступилась из-за резкого торможения и упала на пол. Стены, что окружали лестницу в подвал, были такими же черными, как и в той комнате на втором этаже.

Как такой могло случиться?! Вчера не было еще ни ниточки, ни пятна этой гадости!

Мне вдруг стало нестерпимо страшно. Понимая, что не могу себя заставить подойти к лестнице в подвал, что даже если и дойду, мне не добраться до гоблина и не войти в подземелья, я тяжело поднялась на подрагивающих ногах. Нужно было проверить, насколько сильно разрослась эта гадость.

Стойкое ощущение опасности, которое теперь, как едкий дым грызло горло, игнорировать было нельзя. И шла она именно от этих черных, неровными кругами рассыпанных по стенам, плям.

Бросившись в кухню в поисках соды, я успела заметить как в главные очаг, что всегда тихо горел спокойным пламенем, что-то упало из трубы. Огонь на миг поднялся, а затем опал, превратившись в слабый, едва приметный язычок.

Я стояла в дверях, оглушенная собственным сердцебиением, и не могла двинуться ни в кухню, ни прочь из нее, когда из трубы, вниз, на пламя, вновь повалила какая-то пыль. Огонь потемнел, встрепенулся, и совершенно неожиданно из очага вырвались клубы серого, густого дыма, так быстро заполняющие помещение, что я не успела даже отступить.