– Это тебе за то, что ты поддался уговорам Мансура лишить меня жизни! – вскричал Лаццаро. – Теперь коршуны съедят тебя, черная собака! Но здесь, над твоим трупом, клянусь я, что тот, кто подговорил тебя, этот баба-Мансур, последует за тобой скорее, нежели он того ожидает. Сначала этот ненавистный Сади-паша, его я давно уже поклялся убить, а затем будет твоя очередь, мудрый и могущественный баба-Мансур. Ты должен умереть от руки Лаццаро. Он умеет держать свои клятвы.

С этими словами Лаццаро взял с трупа кошелек с деньгами и, вскочив на лошадь, помчался обратно в Константинополь.

Несколько дней спустя купцы нашли на караванной дороге привязанную, полумертвую от голода лошадь и около нее изъеденный зверями и насекомыми труп человека. Никто не обратил на это особенного внимания, так как часто случалось, что на этой дороге путешественников грабили и убивали разбойники.

– Я придумала план освобождения твоего Сади, моя дорогая бедная Реция, – сказала Сирра, возвратившись в дом старой гадалки, где Реция давно уже с нетерпением ожидала ее.

– Ты была в башне Сераскириата, Сирра?

– Да, я все там высмотрела. Очень трудно попасть в башню, так как она охраняется часовыми день и ночь. Весь Сераскириат похож на маленькую крепость, с суши в него не легче проникнуть, чем со стороны моря. Даже если и удастся пробраться во двор, то это еще не значит, что можно пройти и в башню.

– Была ли ты во дворе?

– Да, но дальше меня не пустили.

– Как же удалось тебе попасть туда?

– Я спросила старого капрала Ифтара, а его имя я слышала прежде, и часовые пропустили меня. Пройти дальше было невозможно, и я осталась во дворе. Вскоре я увидала Сади-пашу, гулявшего по двору в сопровождении караульного.

– Ты видела его!

– Он был печален и мрачен, но нисколько не изменился и смотрел гордо и спокойно, как и прежде. Бог знает, чего бы я ни дала, чтобы только подойти к нему или хотя бы подать ему какой-нибудь знак, но это было невозможно. Я выдала бы этим себя, а ему не принесла бы никакой пользы. Вскоре его отвели назад в башню, и тут я заметила, что там стоит еще караул. Так старательно стерегут твоего Сади.

– Это доказывает только, что его враги замышляют что-то недоброе.

Восточный базар. Художник Амадео Прециози

– Будь спокойна, моя дорогая Реция, мы сегодня же освободим твоего Сади.

– При этой тройной страже, Сирра? Твое описание отняло у меня все мужество.

– Поверь мне, что нам удастся его спасти.

– Но когда? Мое сердце говорит мне, что Сади грозит страшная опасность.

– Но ведь он жив. Сегодня же вечером мы попытаемся освободить его.

– Я знаю твою ловкость, твое мужество, Сирра, но тут я сомневаюсь…

– Верь только моей любви, она все сделает возможным, – прервала ее Сирра. – Возвратясь сюда, я все время думала и нашла одно средство освободить Сади, оно смело, но верно. Сегодня вечером мы обе пойдем в Сераскириат.

– Но как мы попадем туда?

– Мой отец торговал розовым маслом и опиумом, там, наверху, еще стоит ящик, в котором он возил свои товары. Этот ящик так устроен, что его можно разделить на две части, одну очень большую, а другую маленькую.

– Но к чему же нам этот ящик, Сирра?

– Выслушай дальше, сейчас узнаешь. Ты наденешь персидский халат моего отца, повяжешь голову платком и будешь настоящим торговцем розовым маслом из Тегерана. Маленькое отделение ящика мы наполним баночками розового масла, мешочками с опиумом, янтарем, бальзамом, а в большое отделение сяду я. У меня есть маленькая двухколесная тележка, так что тебе будет легко везти меня. Когда мы проберемся в Сераскириат, я незаметно вылезу из ящика и попытаюсь пробраться к Сади и освободить его, если это удастся, он сядет вместо меня в ящик и ты вывезешь его из башни.

– А как же ты?

– О, не беспокойся обо мне, я и одна сумею пробраться на свободу.

– Это очень опасный план, но я готова, так как другого средства нет. Мы должны испытать все. Если даже это будет открыто, то нам угрожает только заключение вместе с Сади.

– Я говорю тебе, что нам все удастся! – вскричала Сирра, полная радости и надежды. – Никто не будет и подозревать, кто скрывается под видом персидского торговца и что в его ящике спрятан человек. У матери есть ключи, открывающие всякие замки, я возьму их и, кроме того, еще хорошую пилу, тогда легче будет освободить Сади из его темницы и, если мы вынем из ящика и последнюю перегородку, бросив все товары, то Сади легко поместится в ящике.

– Только бы он согласился бежать, Сирра. Ты знаешь, как он горд и благороден. Может быть, он не захочет искать спасения таким путем.

– Значит, он предпочтет быть убитым своими врагами, а ведь они вовсе не так благородны, как он. Нет, Реция, нет! Ради тебя и твоего ребенка он должен бежать во что бы то ни стало.

– Помоги Аллах, чтобы это было так. Сади слишком прямодушен, он не верит в хитрость и низость его врагов.

– Я надеюсь, что наш план удастся. Только разреши мне действовать, – отвечала Сирра, твердо уверенная в успехе.

Не теряя ни минуты, она поспешила на галатский базар и накупила там опиума, янтаря и розового масла. Затем она достала старый ящик ее отца и, очистив его от пыли и грязи, установила на двухколесной тележке. Действительно, ящик был настолько велик, что Сирра легко могла в нем поместиться и еще оставалось свободное место, где можно было устроить отделение для товаров.

Устроив ящик, Сирра достала пестрый халат, принадлежавший прежде ее отцу, и завязала голову Реции платком, так что большая часть лица ее была скрыта.

Труднее всего было подобрать обувь, так как красные туфли отца были слишком велики для Реции, но и это затруднение было скоро устранено Сиррой, догадавшейся обернуть лоскутами ноги Реции.

– Ты теперь настоящий персидский торговец розовым маслом! – вскричала Сирра, подводя Рецию к старому небольшому зеркалу. – Теперь тебя никто не узнает.

– Да, ты права, – сказала Реция, оглядывая себя в зеркало. – Я сама приняла бы себя за персидского торговца.

Сирра была воплощением радости и надежды и с нетерпением ожидала наступления вечера. Что же касается Реции, то мысль о Сади придавала ей мужество и отметала все опасения. Она готова была идти навстречу опасности.

Наконец наступил вечер. Сирра и Реция поставили ящик с тележкой в лодку старой Кадиджи и поплыли на противоположный берег Босфора к Сераскириату.

Было еще довольно светло, и море было покрыто судами и лодками. В первый раз решилась Сирра показаться при свете. До сих пор, опасаясь преследования Мансура, она выходила из дому только ночью.