Мое раздражение, казалось, еще больше развеселило его. Все парни такие.

— Ничего. — Он повернулся на пятках — полы длинного плаща прошуршали по воздуху — и побежал прочь.

В ванной было чисто. Я очень брезглива и никогда не возьму чужую зубную щетку, но если во рту что-то сдохло, и вы можете с двадцати шагов убить своим дыханием кактус, неприкосновенность предметов личной гигиены представляется в несколько ином свете.

Я чуть не завизжала от восторга, ощутив прикосновение горячей воды. Синяки и царапины слегка щипало. Быстрее заживут, решила я. Но их так много… Я напоминала лошадь в яблоках.

Новая одежда села как влитая: трусики, джинсы, две футболки — голубая и серая — и синий свитер вроде даже ручной вязки. Ни носков, ни лифчика, а ботинки ужасно грязные, но я не заморачивалась. В чистой одежде было хорошо и уютно, хотя меня не покидало ощущение, что она чужая.

Одно из преимуществ многослойной одежды: после неудачного ночлега всегда можно переодеться в свое же. Но мои шмотки провоняли дымом, кровью и ужасом, не говоря уж о банальной грязи с потом. От них словно поднимались зловонные испарения. Интересно, а где моя сумка? Ее нигде не было.

Ответ нашелся, когда я открыла дверь, чтобы выйти из ванной с прижатой к груди стопкой грязной, но аккуратно сложенной одежды. Прислонившись к стене, в коридоре стоял Кристоф. На руке у него висела моя сумка. Он улыбнулся мне, голубые глаза сверкнули.

— Оставь вещи здесь. Они, наверное, уже никуда не годятся.

Он перевел взгляд ниже, но я предусмотрительно спрятала медальон под футболками. Было приятнее ощущать его голой кожей, несмотря на странности, которые он вытворял в последнее время.

— Ничего. После стирки будут как новые. — К тому же, не так уж много у меня осталось шмоток. Я старалась не пялиться на свою сумку. Волосы тяжело спадали на шею, хотя я выжала из них всю воду. — Можно?

— Конечно. — Он протянул мне сумку и взял у меня стопку вещей. — Положу в машину. А теперь тебе надо поесть. Пойдем.

Он двинулся по коридору к двери, которая вела на лестницу, слегка тронутую жемчужным утренним светом. Щеки у меня, слава богу, уже не пылали. Я старалась не думать ни о чем. И деловой вид Кристофа очень в этом помогал.

— А почему здесь нет окон? — спросила я его спину, наклоняясь, чтобы подобрать с пола ботинки.

Он не замедлил шага.

— Так носферату труднее попасть внутрь. К тому же родителям, дядюшкам и тетушкам легче защищать маленьких. Пойдем, Дрю.

Кухня оказалась очень просторной и светлой. И еще она кишела вервольфами. Их была целая толпа, и именно здесь я впервые увидела женщин-вервольфов. Они передвигались по кухне прямо-таки хореографически слаженно. Некоторые — и мальчики, и девочки — расставляли тарелки и еду на огромном обеденном столе почти пятнадцати футов в длину.

— Доброе утро! — Высокая стройная брюнетка в фартуке поверх джинсов и свитера выступила из сутолоки. Кристоф, напротив, затерялся в толпе. — Ты, наверное, Дрю. Очень рада с тобой познакомиться. — Она схватила мою свободную руку и энергично затрясла, попутно бросив взгляд на мои босые ноги и грязные ботинки. — Меня зовут Амелия. Добро пожаловать в нашу берлогу!

— Ээ… — От шума и суеты я растерялась. — Здравствуйте.

Кофе. На сковородке шипит яичница с беконом. Рядом на сковороду поменьше вкусно шлепаются оладьи. И неужели это апельсиновый сок? И халапеньо? И сыр чеддар?

— Ничего, сейчас освоишься. Пойдем. — Она откинула со лба прядь блестящих, почти черных волос и потащила меня по направлению к столовой, изящно лавируя между снующими туда-сюда детьми. — Тебе все подошло — как хорошо! Я была просто уверена, что у тебя с Даникой один размер. Не волнуйся, сейчас и носки найдем. — Она остановилась и посмотрела на меня через плечо. — Мы тебе очень рады. И очень хорошо, что ты привела Энди и остальных.

— Да это не я привела… — смущенно выдавила я. На свитер капала вода с волос, из массы которых начали уже выделяться кудряшки. — Я почти ничего не помню. Это Грейвс…

— А он сказал, что ты. — Она звонко рассмеялась, словно зазвенели колокольчики. — Спасибо, что привела к нам Энди. И что вы доверились нам. Мы верны Братству.

Что-то екнуло у меня в душе — уж слишком нервно она это сказала. Наверное, чересчур прислушиваюсь. Весь вчерашний день — сплошной коллаж из кинокадров и бестелесных голосов.

— Да, нам Энди сказал. Ээ… Спасибо, что пустили нас на ночлег. Я…

Ну как можно сказать: «Большое спасибо, что дали вломиться к вам в дом. Дело в том, что за нами гонятся парочка вампиров с предателем из Братства, и вы немного рискуете жизнью»? Я не могла найти нужных слов. А тут еще что-то мягко ткнулось мне в колени. Опустив глаза, я увидела улыбающуюся малышку со спутанными волосами, в пижамке и переполненном подгузнике. Она радостно смотрела на меня и вдруг взяла за коленку и завизжала.

— Белла! — Амелия подхватила ее на руки. — Господи боже, кто за ней следит?

— Не я. — Мимо прошла девочка-вервольф в широкой плиссированной юбке и желтом свитере. Она умело взяла малышку у Амелии. — Но я что-нибудь придумаю.

— Благослови тебя бог, Имоджен! Пойдем, светоча. Тебе надо поесть. Ты ведь не вегетарианка?

Кто?

— Нет, — ответила я, наблюдая, как девочка, взяв младенца подмышку, затерялась в толпе. Шум стоял невероятный. — Я выросла в Аппалачах.

Не знаю, зачем я это сказала.

— Правда? Так вот откуда такой выговор. — Она привела меня в столовую и дала смачный подзатыльник какому-то мальчишке. Он вскрикнул. — Ну-ка, вынь пальцы из сахарницы и ешь яичницу! Эй ты, перестань мучить племянницу. А ты иди и хорошенько отмой свои лапы!

Все это очень походило на то, как боевой генерал громовым голосом отдает приказы и наводит порядок там, где только что царил хаос. Я вспомнила отца, и у меня защипало в глазах. Я не сказала ей, что мой «выговор» родом из районов чуть южнее линии Мэйсона-Диксона, где я несколько лет охотилась вместе с отцом. Да в общем-то, и нет у меня никакого выговора. Просто на севере все смешно говорят.

Она усадила меня за стол как раз между Грейвсом и Спиннингом, который жевал сразу целую стопку оладий. Он кивнул мне. Кровь с него отмыли, а от синяков остались лишь бледные пятна.

— Ого, выглядишь намного лучше, — выпалила я.

— Спасибо за прямоту.

Он отправил в рот еще несколько пропитанных сиропом оладий, а Грейвс поставил передо мной тарелку.

Яичница. Хрустящий бекон. Три оладушки. Два куска домашнего поджаренного хлеба с маслом. Стакан апельсинового сока и большая кружка кофе.

— Ешь. — Грейвс подтолкнул меня плечом. — Отказываться невежливо.

Вокруг все сидели такие чистые, только что из душа, и говорили без умолку. Было похоже на обед в Школе, но тут люди вежливые и приветливые, и не рычат друг на друга, как дампиры с вервольфами.