– У меня больше нет этой фирмы.

Элла открыла рот от изумления:

– Что ты сказала?

– У меня больше нет "Торгового дома Садчикова", – повторила Ида.

– Подожди-подожди, он же тебе все оставил – или я ошибаюсь?

– Не ошибаешься. Прошлый раз не хотела тебе говорить… Короче, после гибели Михаила его отпрыски предъявили права на папино наследство.

– Желать и получить… – начала Хрусталева.

Но Ида прервала ее:

– Старший, Илья, стал угрожать мне. С младшим я бы еще кое-как нашла общий язык.

– Если ты ни в чем не замешана, то чем тебя могут напугать? – медленно произнесла главная редакторша, настороженно глядя на гостью.

– Не замешана, клянусь! К гибели Михаила я не имею никакого отношения. Сама могла погибнуть в тот день. Случайно не поехала с ним… Понимаешь, случайно! – Голос Садчиковой сорвался на визг.

– Не кричи, – поморщилась Элла, – я уже сегодня навоевалась.

– Ты же знаешь: после взрыва поползли слухи. У нас все могут перевернуть с ног на голову.

– Это не так-то просто.

– Ты не знаешь этих парней! Им терять нечего. Старший мне так и сказал. Потом… – Ида помедлила. – Есть обстоятельства.

– Вот как?

– Да не убивала я его! – воскликнула Садчикова. – Но у меня в это время было… любовное увлечение. Поганец Илья все раскопал, стал пугать скандалом в прессе, прокуратурой. Сказал: или плати, или будешь иметь кучу неприятностей.

– И ты решила заплатить?

– А что прикажешь делать – доказывать, что ты не верблюд? Таскаться по судам и прокуратурам, давать показания… Нет уж, увольте! Михаил догадывался про мои похождения и смотрел на них сквозь пальцы. Если хочешь знать, ему на это было наплевать. Сама говорила, что он кого хотел, того в койку и укладывал. Любил разнообразие.

"Это точно", – подумала Элла Борисовна. Ей тут же пришла на ум одна из любимых присказок Михаила: "Хоть со своей женой, но на чужом сеновале".

– Он всегда повторял, что нельзя требовать от женщины невозможного, но приличия должны быть соблюдены. У нас с ним был уговор, грязь в дом не тащить – в любом смысле. Каждый развлекал себя, как хотел. Если учесть, что он был почти вдвое старше меня…

– Ясно.

– Нет, но как все подстроили, негодяи! – задохнулась от негодования Ида. – Меня, меня обвинять в гибели Михаила! Да я жила за ним как за каменной стеной. Забот никаких не знала, а теперь не успеваю поворачиваться…

Хрусталева молчала. У нее появилось подозрение, что приятельница ей не все рассказывает.

– Погоди, я не понимаю: тебя что, в открытую обвиняют в гибели мужа?

– Нет.

– Тогда каким боком сейчас это тебя цепляет?

Садчикова молчала.

– Ты что-то недоговариваешь, подруга, – многозначительно произнесла Элла.

Ида уже было открыла рот, чтобы рассказать про налоговую инспекцию, которой грозил Илья, но вовремя опомнилась… Зачем? Никакие жалобы не помогут вернуть фирму. А там – кто знает, как дело может повернуться? Она вспомнила одно из основных правил покойного мужа: никогда и никому не сообщать о себе дополнительной информации, если этого не требуется для дела. Умалчивать – не значит говорить не правду.

– Послушай, – начала Садчикова, – фирму не вернуть, я пришла по другому поводу.

– Вот как?

– Михаил, если помнишь, оставил мне фабрику "Русская вышивка".

Элла сдержанно кивнула.

– До Михаила предприятие влачило жалкое существование, на ладан дышало. Когда он стал хозяином, навел там порядок. Заинтересовал местные власти – как известно, фабрика находится в Подмосковье. Подружился, с кем надо. Рабочие за него были горой, потому что он стал исправно платить жалованье сотрудникам. Словом, дела пошли в гору, и о фабрике сразу заговорили.

– Да, помнится, я в своем журнале давала небольшую статейку. В прошлом году несколько работ "Русской вышивки" заняли призовые места в Париже.

– Вот-вот. Михаил считал фабрику перспективным предприятием и, не жалея, вкладывал деньги в развитие производства. Трикотаж, эксклюзивное постельное белье, наволочки, простыни, салфетки – все это выпускала "Русская вышивка"…

Элла Борисовна удивилась. Она и не подозревала, что Ида настолько в курсе всех проблем. Хрусталева считала, что кругозор Садчиковой ограничивается видом из окна иномарки.

– Замахнулся он широко, – продолжала Ида. – Михаил ничего не любил делать наполовину. Сделал заказ на новое, очень дорогостоящее оборудование. Взяв под это дело кредиты, говорил, что "Русская вышивка" – перспективное предприятие. Фабрика стала его любимым детищем. Будь он жив, уверена: Михаил сумел бы решить все вопросы.

– Еще бы! – невольно вырвалось у Хрусталевой. – Михаил умел дела проворачивать.

– Но сейчас кредиторы буквально взяли меня за горло.

– Перекачай деньги из других коммерческих структур. У Садчикова, насколько я знаю, кроме торгового дома, было еще несколько преуспевающих фирм.

– Все правильно: фирма по валютным операциям, фирма по операциям с ценными бумагами, она же занималась посредническими услугами; еще одна небольшая фирма специализировалась на торговле спортивной одеждой. Ему даже предлагали заняться реализацией и хранением химических средств защиты растений.

– Вот как? – вежливо изобразила удивление Элла Борисовна.

– Да. Кстати, очень перспективное дело. Михаил тогда загорелся, но проект остался на бумаге. – Ида кружила по хрусталевской кухне. – Слушай, дай чего-нибудь выпить, и покрепче, – попросила она. – Душа горит.

Элла достала из кухонного бара и выставила на стол бутылку американского виски, которую ей презентовал недавно вернувшийся из командировки сотрудник.

– Пойдет?

– Все равно, лишь бы покрепче. – Садчикова налила себе треть стакана и залпом выпила, не поморщившись. – Все шло прекрасно, пока в этих конторах Михаил был единственным учредителем и хозяином, а его доля в уставном капитале составляла сто процентов. Однако еще при жизни в две фирмы ему пришлось пустить чужих людей, хотя основной пакет акций принадлежал по-прежнему ему.

– Почему же так получилось?

Ида скривилась:

– Компаньон подвел. – Она взяла бутылку в руку и набулькала себе еще треть стакана.

– Тебе не многовато будет? – попыталась остановить ее Элла Борисовна, помня, как Садчикова набралась в прошлый раз.

– Нет. Странно, но я в последнее время много пью и даже не пьянею. Это, наверное, на нервной почве.

Хрусталева молча наблюдала, как приятельница жадно потребляет спиртное. Сама она не выпила: настроения не было.