Ни одно совещание, ни одно собрание, ни один симпозиум не заканчивался ни в советские, ни в нынешние времена без «веселия», которое «питие есть».

…Банкетный стол, состыкованный из полудесятка двухметровых ресторанных столов, выглядел внушительно не только из-за размера, но и из-за оформления. Не буду рассказывать о холодных и горячих блюдах, некоторые из которых мне пришлось отведать впервые. Попытался запомнить названия фруктов – не смог. Наше коронное российское блюдо – жареный поросенок на таком столе выглядело бы просто вульгарно…

Ты, наверное, заметил, чем больше, громче мы говорим, кричим, вопим о кризисе, об обнищании народа – тем стремительнее рост числа всяких банкетов, корпоративов, фуршетов и т. п. Не пренебрегают такими мероприятиями в ученых, писательских, актерских, журналистских и прочих культурных кругах, гневно, горячо, громогласно осуждающих коррупцию, расхитительство, расточительство и прочие воскресшие пережитки воскресшего капиталистического общества.

Откуда берут деньги на эти банкеты-фуршеты их организаторы, в то время когда нет денег на лечение детей, на выплаты зарплат, не знаю, да, наверное, не знает никто.

Удивляет меня и то, что никто, в том числе и я сам, не отказывается принимать участие в этих мероприятиях, хотя и осуждает их. Ничего не поделаешь – «брюхо к совести глухо», «все мы люди, все мы человеки…», «не согрешишь – не покаешься»…

И еще… Ты, конечно, и сам замечал… Чем больше транжирим, тем больше об экономии говорим, тем больше стараемся экономить. Взять, к примеру, банкет-фуршет, наш тот самый. Сергей Николаевич, ученый солидный, с именем, получил на банкет официальное, на финской бумаге золотом напечатанное приглашение. Еще бы, его доклад на симпозиуме – украшение и в конечном итоге оправдание всего громкого и дорогого мероприятия.

Такое же приглашение как участник симпозиума получил и я. Хотя мне выступать на симпозиуме не пришлось из-за большого числа желающих выступить и задать вопросы.

А вот Альбину Георгиевну на банкет не пригласили. Мотивация – из-за экономии средств жены и мужья ученых – участников симпозиума на банкет не приглашаются. Так и написано на наших пригласительных билетах, скромно мелкими-мелкими буковками написано: «жены и мужья… не приглашаются».

Так что мы с Сергеем Николаевичем оставили Альбину Георгиевну хозяйничать дома и отправились на банкет вдвоем. Не ходить на подобные мероприятия, мы, люди опытные, с седыми висками и прорезающимися лысинами, понимали: нельзя. Наш отказ был бы истолкован как протест, бунт против организаторов банкета – хлебосольных, гостеприимных организаторов симпозиума.

…Все эти правила, обычаи были выработаны, вполне вероятно, еще во времена царизма-капитализма, успешно пережили советские – и наверняка будут жить если и не всегда, то долго, долго. Такова наша матушка-Русь. Принятое, утвержденное однажды обречено жить вечно.

…Первый тост, как тоже издревле заведено, произносил самый маститый, самый авторитетный ученый. А маститый, авторитетный человек, да еще ученый, просто обязан говорить мудро и долго.

Мы сидели за столом с Сергеем Николаевичем, почти соприкасаясь плечами. Было тесновато и шумно. Уже минут через пять почти никто не слушал маститого то ли докладчика, то ли тамаду. В свою очередь и он, увлеченный своей речью, не нуждался ни в чьем внимании.

Больше всех за столом было хозяев симпозиума – новосибирцев. Многие участники симпозиума уехали сразу после его окончания.

В ожидании, когда нам будет позволено приступить к трапезе, я исподволь рассматривал участников застолья, а Сергей Николаевич по моей просьбе коротко полушепотом называл фамилии, имена некоторых из них, присовокупляя к фамилиям ученые звания и титулы:

– Доктор наук… профессор…

– Член-корреспондент, заслуженный…

– Профессор, основоположник…

Не скрою, мне, кандидату, льстило то, что я нахожусь в такой компании. Вольно ли, невольно я и сам казался себе фигурой весомой, значительной. Тем более что фамилии многих из сидящих мне были знакомы и раньше. Я читал их труды и использовал в своей работе, цитировал в лекциях и докладах.

«Будет о чем и о ком рассказать дома, во Владивостоке», – с гордостью думал я.

Наконец докладчик-тамада поднял бокал:

– За науку!

…Закусив каким-то замысловатым, но очень вкусным салатом, я уже смелее, внимательнее стал рассматривать участников банкета. Мне хотелось запомнить лица, некоторые из которых я видел на страницах газет, журналов, книг.

Она?!

Я пригляделся внимательнее…

Ну конечно – она!

– Сергей Николаевич, а кто вот та женщина в черном платье? – осторожно, легким кивком головы я указал на, не сомневаясь, Олю, Ольгу, нет, нет, Олю – подружку моего детства.

– Наша гордость – профессор-вирусолог, заведующая лабораторией, автор книг, переведенных на несколько языков, лауреат Госпремии… Можно продолжать еще и еще… Ольга Павловна Соловьева. Жена… То бишь вдова Виктора Григорьевича Соловьева.

– ?..

– Да-да, Виктора Григорьевича Соловьева, того самого, к мемориальной доске которого мы позавчера возлагали венок от имени всех участников симпозиума.

Замечательный был человек, прекрасный ученый. Ну да знаешь – на себе испытал новый способ, новое лекарство против смертельной болезни. К сожалению, опыт не удался. Но благодаря ему Ольге Павловне в последующем удалось решить эту проблему. И она, и Виктор Григорьевич спасли тысячи людей… Кстати, Егор Афанасьевич, ты как-то говорил, что родился в Забайкалье. Соловьевы – твои земляки. Родились в одном забайкальском селе, учились в одной школе, вместе учились в университете.

Такими земляками можно гордиться.

Подойди. Побеседуй.

Не подошел…

… – Почему?

– Не знаю.

Побоялся сладкой боли, сжавшей сердце?..

Вспомнил рассказ старого московского журналиста?..

Вспомнил стихотворение Юлии Друниной?..

– Не знаю. Не знаю. Не знаю…

И вот только теперь, за тысячу километров от Новосибирска, от Ольги Павловны, от Оли, мне кажется, я нашел верный и смелый ответ.

Я побоялся ее – Олю, профессора, лауреата, известного ученого Ольгу Павловну Соловьеву.

Слишком далеко она по сравнению со мной ушла вперед, слишком далеко… И как бы теперь я ни хватался за голову, как бы ни подстегивал себя, мне не догнать ее – мою маленькую подружку из маленькой, затерянной в забайкальских просторах деревни.

…Можно ли наверстать время? «Можно», – говорят, успокаивая себя, те, кто никогда не наверстывал, не наверстывает и не будет пытаться наверстывать время. Я пытался. Увы! Безуспешно. А потому скажу: «Однажды потерянное время – потеряно навсегда».

* * *