Меня передернуло.

- Бабушка в свое время тоже ставила эксперименты. Оказалось, поднять мертвеца не так и сложно, но... что с ним потом дальше делать?

- Мертвецов я тоже не собираюсь поднимать.

- У тебя и не выйдет.

Цветок был теплым.

Невесомым.

Крохотным.

И теплым, если не горячим. Казалось, еще немного и мне обожжет пальцы.

- Кровь не та... радуйся. Но если вдруг... если тебе понадобится излечиться... скажем, от смертельной раны... здесь на редкость подходящий климат, чтобы обзавестись такой. Или вот вздумаешь глупо спасти чью-то жизнь, остановить кровотечение, срастить плоть. Не важно. Смешай эту травинку с кровью. Только твоей. Добровольно отданной. Смешай и дай выпить.

- Случится чудо?

- Вроде того.

- Если... все так просто, то... почему здесь не стоит очередь из страждущих? - я провела по травинке пальцем. Странное чувство, будто... будто держишь в руках что-то... не знаю, свое. Давно потерянное. Родное.

Ценное.

Сушить?

Как можно... я поставлю его в пробирку. Воды налью и... не знаю, сколько он продержится. Ландыши когда-то жили недолго, но это ландыши. А здесь - черная клалия.

- А кто сказал, что просто? Она крайне неохотно цветет. И... я бы не показывал бабушке. Она уже лет двадцать как пытается добиться цветения. Только она тоже не слишком верит в божественную волю.

- А ты...

- А я? У меня выбора нет... но нам пора. Мы же не хотим, чтобы нас здесь застали. Вдруг подумают дурное? Надеюсь, нет нужды просить, чтобы вы помалкивали?

Я спрятала подарок в сумку.

Надеюсь, цветок не помнется.

Мальчишка закрыл дверь и, вновь превратившись в себя прежнего, отстраненно-равнодушного, произнес:

- Ты все-таки не выходи одна. Здесь убивают.

Кого?

Глава 24

...девушку.

То есть, я не уверена, была ли она девушкой в физиологическом смысле, но... она лежала, раскинув руки, уставившись пустыми глазницами в небо.

Она была молода.

И хороша собой. Когда-то. До того, как ей вырезали глаза.

Светлые волосы. Светлая кожа... веснушки, которые были бледноваты, то ли потому, что осень и солнце почти ушло, то ли благодаря отбеливающим кремам.

Кирис осторожно укрыл лицо простыней.

- Что здесь... - я поежилась и оглянулась.

А мальчишка исчез. Он повел меня вокруг дома, и теперь я понимала, что выбор пути не случаен. Он определенно знал про девушку и... хотел, чтобы я ее обнаружила?

Увидела?

Зачем?

Меня замутило, и я отвернулась.

- Что вы здесь делаете? - поинтересовался Кирис, отступая от тела.

И руки за спину спрятал.

В перчатках.

Странно, здесь, конечно, прохладно, но не настолько же.

- Гуляю.

- Здесь?

- Почему бы и нет...

...тоже часть сада, но старая, запущенная. Вон виднеется каменная осыпь, поросшая мхом, за ней - ограда, сложенная из плоских камней, кое-как скрепленных глиной. Она появилась еще в незапамятные времена, а теперь не выглядела сколь бы то ни было серьезной преградой. За ней виднелся низкий местный кустарник, он тянулся до самого берега, постепенно мельчая. Корни его прикрывала жесткая трава.

Трава зеленела.

Солнце, в кои-то веки выглянуло из-за туч, и в свете его эта зелень казалась какой-то слишком уж резкой. Будто краски нарочно подлили. Еще белела простыня.

- Далековато ушли... - Кирис скрестил руки на груди. На меня он смотрел с немалым подозрением. А где, спрашивается, благодарность? Не будь меня, сгорел бы...

- Так получилось.

Я оглянулась. А и вправду дом теперь казался далеким и маленьким. Я видела вереницу грабов и темную крышу с дюжиной труб. Дым. Поблескивающие стеклышки... а мне казалось, что гуляли мы не так и долго.

- Как ее убили?

- Вам и вправду интересно? - приподнятая бровь. И я киваю. Зачем мне это? Не знаю, но... я просто хочу знать. И Кирис соглашается.

- Перерезали горло, - он хмур.

Хотя да, причин для веселья нет.

- А... глаза?

- Заметили?

Сложно не заметить темные впадины.

- Уже после смерти вырезали. И это не первая жертва.

Вот же... мать твою... здесь и вправду не стоит гулять в одиночестве. Подозреваю, мои амулеты не настолько надежная защита, как мне казалось.

- И когда это... началось?

Мне показалось, что не ответит.

Он и не должен отвечать.

Кто я такая? То ли старая жена, то ли новая игрушка. А он... он Мару служит. Как давно? Он ведь из королевских псов, а говорят, что бывших не бывает.

Врут?

И... не важно. Рассчитывать стоит лишь на себя.

Кирис тронул перчаткой перчатку и поморщился.

- Пару лет тому... сперва пропала служанка. Помощница с кухни. Не слишком красивая. Не особо умная. Но она была старательной и милой девчушкой. Я нашел ее... не сразу. Тогда я решил, что глаза выклевали птицы. Они здесь очень... прожорливы.

Я кивнула.

Чайки - та еще погань, и тела, коль выносит их на берег, они разделывают быстро, а уж на пару с крабами если... зрелище редкостной тошнотворности.

- Решили, что ее убил любовник. У нее обнаружился дружок из местных. Парень любил выпить и подраться. В тот день, когда Марика пропала, они поссорились. Этого хватило, чтобы его повесить. Владетельный суд скор... но не всегда справедлив.

Кирис вытер руки о штаны.

- Хотите уехать?

- Мар против.

- Я не его, а вас спрашиваю.

И главное, взгляд такой... пронзительный.

- А как же государственные интересы?

Он пожал плечами. Стало быть, государственные интересы отошли на второй план. Откуда тогда такая, мягко говоря, щедрость?

Из благодарности?

Не верится.

Я стала на отвращение подозрительна. А еще что-то подсказывало: если рыжий не врет и действительно поможет уйти, то... Мар ему не простит.

Совсем не простит.

И мне не должно бы быть дела до чужих проблем, но я ответила:

- Нет.

- Были еще четверо. Он больше не носил тела на берег. Здесь бросал. А глаза забирал с собой.