– Что это? – вдруг пронзительно закричала Нямь. – Пукы, что это? – Девчонка отчаянно вцепилась в борта саней, чтоб не вылететь.

Сани под ней раскачивались, словно лодка. Ходили ходуном, норовя выкинуть визжащую девочку. Пукы завертелся на месте, испуганно озираясь. Почва под ногами действительно качалась. Да что там качалась – шла волнами! Слежавшийся снеговой покров осыпался кусками, обнажая прячущуюся под ним черную мерзлую землю. Сани обоза вертело и подбрасывало, они с грохотом сталкивались бортами, норовя пробить друг в друге дыру. Оказавшиеся на санях люди отчаянно хватались за что попало. Одни сани с грохотом перевернулись вверх тормашками, задрав к темным небесам полозья и вывалив седоков. Рядом послышался треск. Бревна деревянного домика стражников поползли в разные стороны. Из распахнутых дверей кубарем выкатились воины. Едва успели отскочить в сторону, как крыша завалилась внутрь, и здание осыпалось грудой бревен. Вздуваясь и опадая, земляные волны докатились до ледяной стены крепости. Послышался треск лопающегося льда, и гладкую поверхность расчертили длинные трещины. Сторожевая башенка над воротами зашаталась, как пьяная. Стена пошла рябью, словно была сделана не из прочнейшего льда, а из воды. Один из стенных луков с величавой медлительностью перекатился через край. Перевернулся в воздухе и рухнул во двор, едва не пришибив стражников. Сорвавшись с тетивы, громадная стрела до половины вонзилась в мерзлую землю посреди крепостного двора. Из-под земли послышался тонкий пронзительный свист, как если бы земля была проколотым бурдюком из тюленьей кожи, до отказа накачанным горячим дымом. Пукы даже показалось, что он и вправду видит дым – легкий, желтоватый, тонкими полосками сочащийся из-под воткнувшейся в землю громадной стрелы и тающий в морозном воздухе без следа.

Сама земля замерла. Вспучившийся волнами крепостной двор застыл черными холмами, покрытыми глубокими, как шрамы, трещинами. Сани прекратили качаться и подпрыгивать. Если бы не свист, можно было бы сказать, что над разоренным двором воцарилась тишина. Потом из-под перевернутых саней с оханьем выполз дядька Томан. Болезненно морщась от неприятного звука и спотыкаясь о вспученные холмики, заковылял прямо к стреле.

Сочащийся из пробитой в земле дыры желтоватый дымок стал гуще – и дядя Том вступил прямо в него. Дымок словно того и ждал – заклубился вокруг, будто обнимая, смерчами закрутился у ног, поднялся до пояса, дотянулся до плеч. Но дядька, казалось, этого не видел – шагал к стреле. Свист не стихал.

– Что ж это за стрела-свистулька? – с досадой вопросил дядя Том.

И тут Пукы увидел! Клубящиеся вокруг Тома нити были вовсе не дымом! Тонкие полупрозрачные отростки, похожие на древесные корни, хищно шевелились, все плотнее оплетая мужика. А из болтающегося у самых его ног плотного клубка жадно поблескивали алые глаза. В этот момент дядя Том поднял ногу…

– Стой! Не надо! – отчаянно завопил Пукы.

Поздно. Дядька бросил на Пукы недовольный взгляд – дескать, чего орешь, бесноватый? – и кажется, специально, чтоб показать, что мальчишка ему, взрослому мужику, не указ, со всех сил пнул толстенную стрелу, вывернув вместе с ней здоровенный кусок земли. Рвущийся из глубин свист стих… и из открывшегося провала по всей крепости ударил невероятный, оглушающий смрад! Пахнуло так, будто каждому обитателю крепости под нос сунули стадо сроду немытых мэнквов, сгнившую тушу дохлого Вэса и не убранное после драки эрыгов поле битвы. Зажимая рот и нос ладонями, дядька Том отскочил от отверстия. Оттуда, гоня перед собой волну тошнотворной вони, хлынул поток болезненно-желтого гнилостного тумана. Один удар сердца – и сеть желтых туманных корней-щупальцев облепила дядьку Тома со всех сторон, вкрадчиво извиваясь, скользнула в рукава, пробираясь под парку, поднялась до горла. Лицо и руки мужика покрылись омерзительной жесткой коростой. Дядька Том испуганно охнул, принялся судорожно коросту отдирать – из-под нее потек гной.

Туман стремительно расползался по всей крепости. Казалось, дома, стены и башни занавесили плотным желтым платком. Переставшие видеть друг друга люди испуганно перекликались в омерзительно пахнущем месиве. И вдруг кто-то из них судорожно, с надрывом закашлялся.

В толпе закричала мис-не. Слышать ее голос было странно – и страшно. Дикий вопль смертельно раненной волчицы взвился к темным небесам.

Пукы зажмурился, судорожно помотал головой, открыл глаза… И увидел… В сплошном мареве вонючего желтого тумана сверкали мелкие, как бисеринки, точки алых глаз. Сбоку проступила клыкастая морда, покрытая истекающими черным гноем язвами. Пукы шарахнулся прочь… Тут же рядом выгнулся голый костистый лисий хребет, поросший колючками ежовых игл. Прямо на мальчишку надвинулась знакомая рожа, похожая на гнилую рыбину. Издевательски ухмыльнулась Пукы – дескать, а я снова тут!

– Куль! – выдохнул Пукы. И отчаянно закричал: – Бегите, люди! Это кули! Кули! Бегите!

Поздно. Визжа от нестерпимого ужаса, на Пукы из тумана выскочила парочка знакомых мальчишек. Они слепо мчались невесть куда, не видя и не замечая, как длинные и гибкие, будто черви, пальцы кулей вцепляются в них со всех сторон. Кривые когти духов болезней нырнули им под кожу – мальчишки закричали уже не от страха, а от боли, судорожно прижимая руки к животам. Из глубины тумана послышался сухой ехидный смех. И тут Пукы понял, что и тумана-то никакого нет! Плывущее над крепостью вонючее марево – это кули, сплошь кули! Похожие на людей, и на насекомых, и на зверей, и просто на клубы дыма, и на чудовищ, которым нет названия в языках средней Сивир-земли, мелкие злобные твари роились вокруг вслепую мечущихся людей, приникали жадными, похожими на присоски пастями, впивались мелкими, но острыми, как шилья, зубешками в вены, где билась живая человеческая кровь!

Пукы яростно обернулся к зависшему над ним Самсаю:

– Это все ты! Я знал! Я подозревал! Ты – повелитель болезней, ты наслал!

– Зачем оно мне надо? – огрызнулся в ответ Самсай. – Какой я повелитель болезней, если все мои подданные разлетелись? Кем я повелевать буду?

Физиономия нижнего духа была настолько растерянной, что Пукы ему поверил. Почти.

– Так что ж ты тогда стоишь – останови их! – рявкнул он и, сам не вполне понимая, что делает, пинком вбил повелителя кулей прямо в густой рой его вырвавшихся на поверхность подданных.

Словно только этого ускорения ему и не хватало, Самсай ринулся на непокорных кулей.

– Стойте! А ну все назад! – закричал он, вертясь в середине плотного, как лежалый сугроб, клубка духов.

Его черные одежды распахнулись, развеваясь вокруг него, как дым из фонаря-дымаря, каким на охоте гнус отгоняют. Десятки – нет, сотни! – истошно визжащих тварей липли к этим летящим по воздуху одеждам. Вертясь волчком, Самсай прошелся из конца в конец крепости, наматывая кулей на себя, как нити на юркое веретено. Там, где с хохотом кружил повелитель болезней, в клубящихся роях кулей словно прорубали широкую просеку. Сам Самсай сейчас походил на толстый клубок – поверхность его одежд непрерывно шевелилась от налипших на них кулей. Духи болезней дергались, извивались, размахивая шупальцами-отростками, но вырваться не могли. Пукы даже показалось, что мерзкий липкий туман начал потихоньку редеть…