— И все-таки, Света, ты, пожалуйста, будьосторожна с этим Сашей. Не доверяй ему и не говори лишнего. Я понимаю, тыпровела с ним восхитительную ночь, которую ты приравниваешь к целой жизни, но,однако, хоть немного прислушайся к моим словам. Саша работает на человека,который хочет и может уничтожить меня. Он из вражеского лагеря, и этим всесказано.

Допив кофе, я приоткрыла занавеску ипосмотрела на синий «БМВ».

— Кстати, а ему что, выходной не положен?Он же вроде всю ночь должен был дежурить. Они перестали чередоваться, что ли?

— Он сверх нормы берет.

— Стахановец, что ли? Или все деньгизаработать хочет?

— И то, и другое сразу. Ну что, давай всад «Эрмитаж» собираться? Мне кажется, что эта встреча покажет нам тот выход,который мы до сих пор тщетно искали. И, пожалуйста, оденься как можно наряднее.

— Зачем? — не поняла яподругу. — Праздник, что ли, какой?

— Затем, чтобы эта Анжела Попова увидела,какая ты красавица. Пусть знает наших.

— Ой, Светка, не говори ерунды. Еще бы яперед ней стала наряжаться… Я с ней соревноваться не собираюсь. Мне покойный Ветербыл совершенно до лампочки. Я его и не знала вовсе. Даже если я и похожа накакую-то его любимую женщину, у которой есть муж и сын, то меня здесь знаешь,что настораживает?

— Что?

— Зачем Ветер сидел в машине возле моегодома?

— Алиска, вся эта история покрыта мраком,в ней слишком много загадок. Будем надеяться, что барышня Анжела Попова поможетнам их разгадать. И не забудь выполнить мою просьбу — оденься прилично.

— Света, ты так говоришь, будто якогда-нибудь одевалась неприлично.

А сегодня ты должна быть на высоте. Пусть этанегодяйка Анжела Попова видит, что тебя не сломали чудовищные обстоятельства, вкоторые ты попала по ее же милости. Что таких, как мы, голыми руками невозьмешь. Кстати, ты не против, что пока ты будешь одеваться, я немного перекушуяичницей с беконом?

— А как же моральные принципы?

— Ах, какие, к черту, моральные принципы!Мне есть захотелось. Во мне неожиданно разыгрался дикий аппетит. Да и непропадать же добру… Тем более завтрак любезно приготовлен твоим супругом. У насс ним обоюдная неприязнь друг к другу и жуткая антипатия, а здесь, получается,он хоть что-то для меня приятное сделал.

— Ешь. Жалко, что ли, добра такого?Просто мне хотелось, чтобы Андрей увидел, что я ни к чему не притронулась.

— Да зачем тебе это нужно? Тебе егомнение должно быть абсолютно безразлично.

Быстро одевшись, я подошла к зеркалу и сразуотметила, что у меня под глазами образовались большие темные круги, а все лицопокрылось какими-то пятнами. Наложив на лицо побольше тонального крема, ядостала компактную пудру и приступила к решительным действиям. Я искренневерила, что все это можно замазать и исправить. Там, где были шрамы отрасчесов, сильно зудело. Но в последнее время я научилась не обращать вниманияна боль и скрывать свои страдания.

На трюмо стояла рамка с моей фотографией. Этотснимок был сделан в период покорения Москвы — с фотографии на меня смотрелаполная решимости и даже одержимости провинциалка, стоящая на фоне огромногогорода. Помню, в тот момент этот город казался мне удивительно шумным. В немкаждый занят своим делом, думала я, и никому не важно, что происходит с другим.Здесь выживают только акулы, плавающие в бурном океане жизни и умело добывающиесебе корм. Тут нельзя останавливаться. Остановка — просто непозволительнаяроскошь. В этом городе всегда нужно быть в движении. Он так быстро засасывает,что ты уже никогда не сможешь жить другой жизнью и понимаешь, что обратнойдороги нет…

— Алиса, ну где ты там? — послышалсяиз кухни голос моей подруги.

— Я почти готова.

Оценив меня пристальным взглядом, Светланаодобрительно кивнула головой и накрыла стоящую на столе сковородку крышкой.

— По-моему, вполне ничего выглядишь.Косметика — классная штука. А то, если честно, когда я вышла из лифта, мнесразу захотелось зайти в него обратно.

— Почему?

— Потому, что я испугалась.

— Кого?

— Тебя. Кого же еще можно испугаться вэтом доме?

— Да ладно тебе!

— А вот и не ладно. Я подумала, что замной пришла смерть.

— Дура ты! — только и смогла сказатья и взяла в руки дамскую сумочку. — Ты подкрепилась?

— Вполне. Правда, яичница немногоподгорела. Масла, видимо, твой супруг пожалел. Не от души готовил.

— Нервничал, наверное. Он тоже целую ночьне спал.

— Ему было о чем подумать, — немогла не заметить Светка. — Жизнь с проституткой — не самая лучшаяперспектива для достаточно степенного мужчины. Ну что, в путь?

— В путь.

— Знаешь, а у меня настроение поднялось.Я так хорошо подкрепилась. Мы ведь с Сашкой поесть не успели. Глянули на часы ивыскочили из дома как ошпаренные. Саня боялся тебя проморгать. Вдруг ты чтонадумаешь и куда-нибудь уедешь.

— А что я могла надумать?

— Мало ли…

— Боишься, что Сашу с работы могутуволить?

— А почему бы и нет? Он же не постороннийдля меня человек.

— Светка, я поражаюсь, как у тебя все быстроделается. Быстрее, наверное, просто не бывает.

Мы вышли на лестничную площадку, и я приняласьзакрывать входную дверь, а Светка стала вдруг сожалеть по поводу съеденнойяичницы с беконом.

— Света, ты о чем?

— О том, что вдруг твой благоверный всюночь думал, курил одну сигарету за другой и додумался…

— До чего?

— Вдруг он специально тебе эту яичницупожарил?

— Зачем?

— Затем, чтобы тебя отравить. Подсыпал внее что-нибудь, а сейчас сидит на своей работе и молится, чтобы все прошлоудачно.

— Ты что, подруга, совсем умом тронулась?Ты что несешь? Как ты могла об Андрее такое подумать?

— Я о твоем Андрее теперь все, чтохочешь, могу подумать. Разве я могла подумать, что он по проституткам бегатьначнет? Да и не просто бегать, но и свою любовь на них расходовать. Такой, какон, на все способен. Я не понимаю, почему ты не хочешь рассмотреть эту версию?

— Какую версию?

— Отравления.