Живший здесь в 1880-х Лонгин (Логгин) Пантелеев – персона в литературных летописях не случайная. В молодости участник революционного движения, после ссылки он стал журналистом и издателем, написал обстоятельные мемуары. В поздние годы Салтыкова-Щедрина Пантелеев был одним из преданных друзей великого сатирика, часто бывал у того в гостях.

Дом № 66/22

А вот Михаилу Евграфовичу бывать у Пантелеева на Николаевской вряд ли приходилось. В ту пору, когда между ним и Пантелеевым завязалась дружба, Салтыков-Щедрин был уже серьезно болен. По гостям особо не разъезжал: предпочитал приглашать к себе домой...

Лонгин Пантелеев оставил интересные воспоминания о Щедрине. И образ сатирика в них вырисовывается совсем не шаблонный.

«Во время болезни с Михаилом Евграфовичем был такой замысловатый случай. Не знаю, самостоятельно или под чьим давлением, только он решил пригласить отца Иоанна Кронштадтского. Тот и заявился в один прекрасный день. Ничего не зная, в то же самое время приехал СП. Боткин и, конечно, встретился с отцом Иоанном в кабинете Михаила Евграфовича. Последний, видимо, сильно сконфузился, но Сергей Петрович с обычным тактом все дело повернул в самую лучшую сторону... Он не только не показал какого-нибудь удивления от неожиданной встречи, но самым любезным тоном сказал: «Вот и прекрасно: отец Иоанн лечит душу, а я тело; теперь ваше выздоровление, Михаил Евграфович, пойдет еще вернее».

Иоанн Кронштадтский в гостях у Салтыков а-Щедрина: неожиданная сцена!

Отметим напоследок, что в биографии Пантелеева есть еще один адрес на Николаевской. В самом начале XX века он жил в знакомом нам доме № 16.

А дому № 66 это же начало века принесло других примечательных жильцов. Какое-то время здесь обитало семейство Голике, главой которого был Роман Голике, известный в столице типограф и издатель.

Рекомендацию Роману Романовичу можно получить из уст Антона Павловича Чехова: «Голике прелестный немец». С этим немцем Чехов был знаком близко, звал его в письмах «милым Ромашей».

Роман Голике состоял какое-то время издателем журнала «Осколки» – в союзе с редактором-издателем Николаем Лейкиным. Под крылом Голике находился и еще один юмористический журнал – «Шут». Тот был тоже изданием известным: выходил два с лишним десятилетия, был весьма популярен, живо откликался на «злобы дня».

Любопытный штрих: когда «Шут» только зарождался, редакция его помещалась на углу Невского и Николаевской. Потом не раз меняла место обитания, но в 1905 году снова очутилась на Николаевской – в доме № 66, рядом с Голике. Здесь находилась тогда и редакция «Осколков»...

Роман Голике вошел и в историю полиграфии. Вместе с другим питерским типографом Артуром Вильборгом он создал типографию, которая стала лучшей в столице. Напечатала она немного книг, но это были настоящие шедевры печатного искусства. А после революции на основе заведения Голике и Вильборга была создана типография имени Ивана Федорова...

Если заглянуть в справочники «Весь Петербург» 1910-х годов, то среди прочей информации там можно почерпнуть такую: в это время в доме № 66 (он же дом № 22 по Ивановской улице) жила Анна Алексеевна Каменская, преподавательница французского языка в гимназии Стоюниной.

Кого может заинтересовать этот факт? Обычная преподавательница, пусть даже в известной частной гимназии... Но дело в том, что Анна Алексеевна не только учила гимназистов премудростям французского. У нее была и другая ипостась: она состояла председателем Российского теософического общества.

Теософия – это религиозно-мистическое учение, основанное некогда знаменитой Еленой Блаватской. Оно говорит о единении человеческой души с божеством, о тайном знании, о возможности общения с потусторонним миром. А еще о том, что «исторические формы религии» должны быть отброшены и отменены религией «универсальной».

Сторонники этого учения за рубежом появились раньше, чем в России – и наши теософы лишь наверстывали упущенное. Анна Каменская была в первых рядах этих нагоняющих. Она старалась вовлечь в стройные теософские ряды Льва Толстого, читала в Петербурге лекции, активно переводила на русский теософские труды, основала и много лет издавала журнал «Вестник теософии».

Да и Российское теософическое общество во многом обязано рождением именно ей. Не случайно при открытии общества в 1908 году Каменская была избрана его первой председательницей. И громко заявила тогда с трибуны: «Близка заря, при свете которой на русской почве, убранной нашими руками, встретятся и облобызаются все народы! Будем же торопить это время и постараемся, чтобы в русском всенародном слиянии потонули всякие национальные клички и все вероисповедные особенности».

Конечно, эти слова не имели шанса сбыться. Хотя бы потому, что отношении к теософии в России было неоднозначным, а серьезный интерес к ней проявляли немногие. К 1915 году в теософическом обществе набралось лишь четыреста членов, из коих было 170 жителей столицы. А как пестр был состав общества! Сподвижник Распутина князь Михаил Андронников, основатель знаменитой «Виллы Родэ» Адолий Родэ, адмиральская вдова Мария Ивановна Доможирова, профессор-правовед Николай Таганцев, канцелярский служащий Константин Кудрявцев, ряд персон из высшего света... Не слишком похоже на всенародное слияние!

Как бы то ни было, эта страничка в истории дома № 66 есть: в 1910-е годы здесь жила Анна Алексеевна Каменская. И как раз на ее квартире находился штаб Российского теософического общества.

Но не только теософия представлена в биографии дома № 66. Здесь нашлось место еще одному движению, к которому в России было непростое отношение – сионизму. В 1910-е годы здесь какое-то время работала редакция еженедельника «Рассвет», печатного органа российских сионистов.

Кто такие сионисты? В начале XX века это были евреи, боровшиеся за воссоединение своей нации на земле обетованной и создание независимого еврейского государства. В «Рассвете» на эту тему писались многочисленные статьи, обсуждались практические вопросы – как колонизировать Палестину. Велась обширная полемика.

Одним из ближайших сотрудников «Рассвета» был Владимир (Зеев) Жаботинский, знаменитый оратор и писатель, входивший в число лидеров мирового сионистского движения. «Вера моя говорит, что пробьет день, когда мой народ будет велик и независим, и Палестина будет сверкать всеми лучами своей радужной природы от его сыновнего рабочего пота. Ремесло мое – ремесло одного из каменщиков на постройке нового храма для моего самодержавного Бога, имя которому еврейский народ».

Бывал ли Жаботинский в доме № 66 по Николаевской? Надо полагать, что да – хотя достоверных сведений на этот счет не сохранилось...

Последний дом на «литературном перекрестке» – № 68 – выглядит заметно скромнее трех других. Зато он и старше их всех: возведенный еще в пушкинскую пору позже он лишь перестраивался и расширялся. Принадлежал дом купеческим семействам – Локотниковым, хлеботорговцам Синягиным...