– Я понятия не имел, Дуги.

– Это был не последний раз. Я сохранил все три пера, которые получил за свою трусость, и только после страшной ссоры с родителями я наконец добился от них разрешения пойти в армию. – Он печально вздохнул. – Я даже не уверен, что кто-то подделал результаты осмотра – знаешь, воспользовался своими связями, чтобы мне так и не разрешили отправиться на фронт.

Лекс кивнул.

– Ты говорил о Ферн, – мягко напомнил он, чтобы отвлечь брата от мыслей о войне.

– Да… Говорил. Это была единственная женщина, которая, познакомившись со мной, не подняла брови, узнав, что я не участвовал в боевых действиях. Она понимала, что некоторые люди должны были остаться, чтобы управлять страной, заниматься фабриками, фермами…

– Меня не нужно в этом убеждать.

Брат опустил следующую одну тираду.

– Во всяком случае, я не дурак, старина. Ферн, возможно, корыстна, но у ее родителей никогда не было много денег, и им приходилось постоянно выкручиваться, чтобы создать иллюзию богатства в семье. У них нет никаких активов. Ей должно было быть непросто расти с этим. Я неожиданно дал ей возможность позволить себе все, что ей хочется. Надеюсь, в какой-то момент ей надоест тратить деньги. Все ее сестры были вынуждены выйти замуж по расчету. Но нам с ней повезло, потому что, когда мы наедине, я знаю, что Ферн любит не только мои деньги, но и меня самого.

– Я нисколько не осуждаю тебя, Дуги. И все понимаю. Если бы я вернулся домой вовремя или даже действительно погиб на войне… – Он вздохнул. – Поговорив с мамой, я потом всю ночь думал о том, чтобы просто уйти и забыть о Ларксфелле и о наследстве…

– Не говори ерунды. Это всегда было твоим законным местом. Я знал это. Просто ощущение, что все это уже почти было моим…

Алекс с болью посмотрел на него.

– Я так много забыл. Все, что у меня есть сейчас, – это семья, это мой спасательный плот. Жутко не знать, где я был с конца 1917 года.

– Насколько ужасно это было?

– У меня нет слов, чтобы достоверно описать жизнь в окопах. Слова… ну, ими всего не передашь. Боль от ран – это самое легкое. – Алекс похлопал себя по голове. – Кошмар – здесь. Эмоциональная агония – вот что самое худшее. Страх перед будущим. Страх за свою семью – так много храбрых солдат под моим руководством каждый день мучились от мысли, что никогда больше не обнимут своих детей, не уснут рядом со своими женами, не скажут родителям, как они их любят. И все это было так бессмысленно, Дуги! Наши генералы за многое в ответе. Бесчисленные жертвы с обеих сторон – сотни тысяч, – и ради чего, скажи мне? Ради безвестной деревушки во Фландрии неподалеку от Ипра! Какой-то бессердечный человек принял это решение за своим столом, думая, что эта пара миль имеет какую-то ценность. – Он не договорил и зарычал от отвращения.

Дуги внимательно смотрел на него.

– Я не видел никаких военных действий, мама тебе не сказала?

Алекс солгал, покачав головой.

– Я только рад. Тебе ни к чему кошмары, с которыми теперь приходится жить мне.

– Нет, Лекс. Мне искренне жаль, что у меня не было такой возможности. Когда я узнал, что у меня недостаточно крепкое здоровье для этого, я почувствовал себя публично униженным. Все мои сокурсники из Королевского колледжа были на войне. Гораздо труднее признать, что ты бумагомарака, чем быть одним из тех розовощеких, исполненных энтузиазма солдат, идущих на войну, чтобы там погибнуть.

– Но в этом-то все и дело. Это было похоже на какую-то кровавую игру. Мои ребята бросали печенье и фруктовые пирожные в немецкие окопы. Оттуда тоже бросали нам свои лакомства. И тогда кто-то додумался бросить туда теннисный мяч, так был изобретен новый вид спорта под названием «удар по бошу», и во время редких спокойных моментов мы перебрасывались мячом через нейтральную территорию. Были болельщики, даже счет велся, черт возьми! Я даже слышал, что где-то один капитан решил, что выведет своих людей вперед, ударив как можно сильнее мяч для регби ногой. Удар, по-видимому, был хорошим, и его изрешетили пулями, пока его люди кричали «гол!». – От волнения он подался вперед. – Разве ты не видишь, Дуги? Никто из нас не имел ни малейшего понятия, во что мы ввязываемся. Это просто наш долг – защищать короля и страну, думали мы. Никого из нас не обучали. Мой сослуживец однажды пошутил, что единственными навыками для офицерского звания были умение спрягать латинские глаголы и опыт игры в боулинг.

Дуги посмотрел на него в недоумении.

Алекс продолжал:

– Это не имело никакого отношения к способностям или вообще пригодности к службе. Армия предпочитает «господ» рабочим: в каком клубе ты состоишь, сколько у тебя денег на банковском счете, можешь ли ты цитировать этого треклятого Китса. Лидерские качества – не приобретенный навык. Такие люди, как мы, по-видимому, рождаются с этим, – сказал Алекс, презрительно хмыкнув. – Так же, как мы с пеленок знаем, каким ножом пользоваться!

– В тебе-то лидерских качеств хоть отбавляй, Лекс.

– Не в этом дело! Я был бы капитаном и без этого или мог бы получить непыльное назначение подальше от фронта. Мы были совсем зелеными юнцами, только что из университета, мы вели мясников и пекарей, шахтеров и почтальонов на верную смерть, не имея ни малейшего понятия, что происходит на самом деле. Никто не проверял наши навыки в области военного дела, лидерские качества или хотя бы оценивал наши решения и профессионализм. Мы были джентльменами, поэтому, несомненно, вели себя соответственно. Только война не ведется справедливо или по-джентльменски, Дуги. В ней вообще нет правил.

Алекс замолчал и горько усмехнулся.

– Было чертовски неспортивно со стороны немцев оставить наш теннисный мяч у себя на ночь, а затем перебросить его обратно с небольшим камешком внутри, который убил одного из наших ребят. – Он встал и прошелся. – Что касается рядовых, то они были обычными людьми, которые сотнями ежедневно гибли у меня на глазах. Я не хотел сближаться ни с кем, потому что был уверен, что большинство из нас не проживет и нескольких дней.

– Но ты сделал это. Ты вернулся домой.

– Да, но я и сам не знаю, как мне это удалось. Меня терзает чувство вины. Я чертовски сильно пытался умереть, или так мне тогда казалось. Не злись на меня за это, Дуги. Мне некуда идти. И после того, что я увидел и пережил, я не хочу ничего, кроме как быть дома, иначе, поверь мне, я бы оставил вас и Ферн за главных вместе с вашим огромным счетом в банке и снова исчез. У меня никогда не было на все это времени, ты это знаешь. Я хотел бы отдать бразды правления вам, но мама будет против, и мы оба знаем, что отец хотел, что его преемником был я.

Дуги кивнул и посмотрел на брата с болью.

– В этом-то все и дело. Меня бесит, что тебе это не нужно, но ты все равно получил все.

– Не все, Дуги. Меня готовили к тому, чтобы взять на себя заботу об интересах семьи, когда отца не станет. Семья может быть уверена, что у меня есть навыки, которые позволят расширить нашу огромную империю. Вам с Ферн нужно подумать о детях, которых, как я слышал, она так хочет. Вы не будете ни в чем нуждаться.