– Знаешь, я очень вреден для тебя, – проговорил я.

Элли на миг задержала дыхание, улыбка исчезла с ее лица. Она склонилась к моей груди, а потом приблизила губы к губам и прошептала в ответ:

– Да, однажды я что-то такое слышала.

Я фыркнул от смеха, а Элли, выпрямившись, бросила на меня веселый взгляд.

– Лишь однажды? – спросил я.

Она притворилась, что задумалась, приложив палец к губам.

– Или дважды… а, может, три раза… – Она рассмеялась, но тут же вновь стала серьезной. – Или миллион.

От прозвучавшей в ее голосе печали внутри все напряглось. Удерживая сигарету во рту, я взял у нее из рук бутылку «Небес Теннесси». Я отвинтил крышку и, вынув сигарету, глотнул виски, а потом протянул бутылку Элли. Она сделала три больших глотка, прежде, чем убрать ее ото рта, и на миг задохнулась, когда обжигающая жидкость прокатилась вниз по горлу.

Откинувшись назад, Элли обвела взглядом комнату. Увидев состояние рабочего места, она посмотрела на свои волосы, покрутила пряди в руках. А потом рассмеялась.

– Я кошмарно выгляжу, – проговорила она, пытаясь стряхнуть пыль с волос и кожи.

Но она ошибалась. На самом деле, если бы сейчас ее здесь не было, я бы взял новый кусок мрамора и начал ваять образ, уже прочно засевший в проклятой голове.

Плечи Элли поникли. Водя пальцем по горлышку бутылки, она проговорила:

– Выставка почти готова, Аксель.

В ее голосе вновь зазвучала печаль, она даже не могла поднять на меня глаза.

– Да?

Элли кивнула. А потом вскинула голову и, глядя на меня, проговорила:

– Когда она закончится, мне дадут другой заказ.

И меня накрыло осознание… Она уедет из Сиэтла.

– Куда ты поедешь? – спросил я.

– Туда, где получу работу.

Я кивнул, не в силах говорить, и почувствовал, словно в грудь вонзились тысячи кинжалов. Мне вовсе не хотелось, чтобы она уезжала.

– А ты, Аксель? Куда поедешь ты?

Я напрягся и замер. Я даже не думал об этом. Я всегда размышлял лишь о настоящем. И знал, что мне нужно оказаться в Сиэтле…

– Не знаю, – ответил я.

Элли посмотрела на меня.

– Ты не вернешься в Алабаму?

Я решительно покачал головой. Элли нахмурилась.

– Почему?

Я отвернулся, не желая об этом говорить. Но Элли подалась вперед и оседлала мою талию, отводя у меня с лица волосы.

– Аксель, скажи мне почему. Ради бога, ты должен начать делиться со мной. Расскажи о своей жизни. Что творится в твоих запутанных мыслях?

Вздохнув, я положил руку на мягкое бедро Элли и сказал:

– Меня убьют.

Рука Элли замерла на моих волосах, краски схлынули с ее лица.

– Тебя…

– Убьют, – закончил я за нее и взял еще одну сигарету. Элли наблюдала за мной. Я видел, что рука ее начала дрожать.

– Эй, – проговорил я, беря девушку за руку. – Не надо…

– Кто тебя убьет? – перебила она. Я видел на ее лице страх.

Я колебался, не желая ни во что ее втягивать. Но она наклонилась вперед и прижалась лбом к моему лбу.

– Скажи мне… поделись со мной. Не держи все в себе. Я здесь… рядом… с тобой… ради тебя.

Я сжал пальцы на ее бедре и понял, что наконец-то хочу рассказать ей то, что всегда скрывал.

– Аксель, пожалуйста, – взмолилась она, и, не желая больше оставаться один, я посмотрел ей в глаза.

– Ты знаешь, сколько лет мне дали, Элли?

– Десять, – проговорила она.

– Но я отсидел лишь пять, – добавил я.

Элли нахмурилась.

– Я полагала, что ты вышел за хорошее поведение.

– Отчасти так и было, – проговорил я. – Я не высовывался и старался держаться в стороне от всех.

– А что еще? Почему тебя выпустили раньше?

– Я назвал имена.

Элли в замешательстве наморщила лоб.

– Какие имена?

Проведя рукой по лицу, я пояснил:

– Наркодилеров, которые поставляли товар Холмчим. Федералы знали, что я могу назвать им имена и адреса крупных поставщиков наркотиков. И места, где те хранили запасы. Сдавая их, я ничего не терял. Если я пойду на сделку, федералы пообещали мне уменьшить срок вполовину. Так что я согласился. Это поставщики подсунули нам разбавленную дурь, из-за которой у Портера случился передоз. Эти ублюдки заслужили свою участь.

– И они хотят твоей смерти?

Я невесело рассмеялся.

– Возможно, но чертовски заинтересован в ней кое-кто другой. Если федералы не напортачили, дилеры не могли узнать, что это я их сдал. В любом случае, им дали пожизненный срок.

– Тогда кто… – начала Элли и замолчала.

– Ремо. Старший кузен Джио, прежний лидер Холмчих. Он был так же близок к Джио, как Остин и Лев ко мне, поэтому он разозлился. Много лет назад, когда вражда с Королями вышла из-под контроля, ему пришлось переехать в другой штат. И затаиться на некоторое время. Так что, когда случилась вся эта заварушка с торговлей и передозировкой Портера, его здесь не было. Джио велел мне на некоторое время убраться из города и тоже залечь на дно. Поэтому я поехал к Ремо и остановился у него. Он очень хорошо ко мне отнесся. Помогал оставаться незамеченным. Но когда Лев позвонил мне и сказал, что мама умерла, Лекси попала в больницу с анорексией, а Остина арестовали, я понял, что должен вернуться домой. Как бы то ни было, мне вообще не следовало трусливо сбегать. Когда я сказал, что возвращаюсь, Ремо попытался меня остановить. Он знал, что я нужен Джио, чтобы банда оставалась сильной. Главным образом из-за меня многие соперники не спешили с нами связываться. Ремо понимал, что, если рядом не будет меня, Холмчие станут уязвимы. Поэтому я просто вырубил его на хрен, вернулся в Таскалусу и сдался. Я знал, что Ремо этого так не оставит. С ним никто не связывался. А уж после того, как я поручил… убрать Джио, Ремо позаботился о том, чтобы я еще в тюрьме получил сообщение. Если я выйду на свободу, то буду все равно что мертв. Я, черт возьми, их просто уничтожил. Они спасли меня от отца, от дерьмовой жизни. И теперь Ремо намерен заставить меня заплатить за то, что я все испортил.

Элли вздрогнула, когда я упомянул о смерти Джио и о своей возможной участи. Но, не заостряя на этом внимания, спросила:

– А Ремо знает, что ты уже вышел из тюрьмы? Он в курсе, что ты в Сиэтле? – Ее голос звучал все пронзительней.

Я пожал плечами.

– Сейчас уже, без сомнения, знает. Некоторых охранников легко подкупить. Кто-нибудь явно послал ему весточку.