– О-о! - тут же возмущенно простонал вице-президент Московской управы драконов.- Что за привычка дурацкая: если выступать, то с аккомпанементом?! Уже зубы сводит от этой этнической музыки! Как заведут нудятину… Без нее нельзя?

Эльф метнул в дракона гневный взгляд. В полете взгляд превратился в горящую алым огнем стрелу, и, не перехвати ее рукой Распорядитель, неизвестно, чем бы кончилось заседание Высоких Лиц.

– Господин Павлов! - сурово одернул нахального вице-президента Распорядитель и подул на слегка обожженную ладонь.- Постановлением Совета Силовых Структур города Москвы, за номером три шестерки четыре семерки, параграф два, пункт «а», подпункт «аа», ваше заявление подпадает под определение Межвидовой Нетолерантности! Я ставлю вам на вид, господин Павлов.

– Пфу,- негромко высказался дракон. Типа того, «видал я ваши виды»…

– Он всегда выступает против того, чтобы я музицировал! - продолжал возмущаться эльф.- А значит, он выступает против эльфийских традиций, против нашей индивидуальности!

Глаза возмущенного эльфа налились слезами. Он стиснул арфу и громко, но несколько театрально зарыдал, как ребенок, лишенный законной третьей порции пломбира.

– Начинается,- тихо простонала Элпфис, закатив глаза.- И так каждое заседание! Драконы достают эльфов, те закатывают истерики и пишут ноты протеста… Потом полковник Базальт, у которого деликатности не больше, чем у зенитной батареи, назовет господина Негорельского паршивым могильным червяком. А тому это обидно, и он в отместку поименовывает всех оборотней жертвами собачьих абортов… Одно слово, взаимная нетерпимость. Никакой толерантности.

Викентий слушал эти речи, и ему было смешно. Но он старательно сохранял серьезный вид. Иначе и его обвинят в нетерпимости. К вампирам, например. А потом те же вампиры встретят в темном переулке и, оскалив клыки, скажут: «Здравствуй и прощай, нетерпимый человече! А какова твоя кровушка на вкус?!»

Нет, господа, толерантность - великое дело. Без нее нынче не то что переговоры провести на высшем уровне - в сортир не сходить.

– Принц, успокойтесь,- ласково потребовал Распорядитель и протянул зареванному эльфу клетчатый носовой платок размером с небольшую скатерть.

Эльф, всхлипнув, кивнул, принял платок, отер слезы, высморкался, кончиком платка прочистил свои заостренные уши и прогундосил:

– Пусть дракон извинится!

– Господин Павлов.- Распорядитель навел на дракона взгляд прямо-таки лазерной мощности,- Принесите его высочеству Эдуардасу Логовайтису свои извинения и не заставляйте все собрание ждать. Мы должны решить целый ряд вопросов, а не цапаться по мелочам.

– Вот именно! - поддакнуло собрание.

– Извиняюсь,- буркнул Павлов.

– Согласно церемонии, пожалуйста.- Распорядитель был неумолим.

Глаза дракона прорезали вертикальные ярко-зеленые полоски, но он подчинился. Встал, приложил ладонь к груди и склонил голову:

– Приношу тебе свои глубокие извинения, о принц поющего народа, за нанесенное оскорбление и сознаюсь в своем невежестве, ибо не смог по достоинству оценить твоего таланта музицировать.- И тяжело плюхнулся на стул, отдуваясь.

– То-то же,- удовлетворился эльф и закрепил арфу в специальном стояке.- Если всякий дракон будет эльфу указывать, как ему выступать… Впрочем, к делу. Итак, достопочтенные господа, у меня есть заявление.

Заявление, разумеется, сопровождалось игрой на арфе, ставшей предметом стольких дебатов. Кстати, играл Эдуардас Логовайтис вполне прилично. И музычка оказалась ничего, ненавязчивая такая, приятная…

Братья и сестры, ведь все мы под небом предвечным

Родственны общему духу. И общие силы черпаем

Пусть из источников разных, но тратим на дело

Важности неизреченной. В опасности ныне

Наши находятся царства и царство людское,

Что неразумно республикой прозвано ими.

Что мы сумеем опасности противуставить?

Где обретем мы поддержку, что с крепостью схожа?

Чем одолеть мы возможем своих супостатов?…

Силы их так велики, что колеблются зданья,

Страх пожирает сознанье и души людские!

Братья и сестры, ужели найдем мы оружье

Против такого, простите за сленг, беспредела?!

Гнев воспевают пусть те, что на ядерной кнопке

Палец свой держат и мыслят с позиции силы.

Нам же, как мудрым, безгневными быть подобает

И отыскать верный путь компромисса. Красиво

Каждый из нас умереть не стыдится, но гибель

Наша проблем не решит, только пуще добавит.

Братья (не к сестрам вопрос), неужели решите

Вы средь столицы устроить кровавую бойню

Или, позицию силы отринув, возьмете

Труд договоров, взаимных согласий и пактов

О ненападеньи…

– Да вы что поете, принц?! - завопил полковник Базальт.- У вас, эльфов, хоть какие-нибудь мозги в башке есть?! «Пакт о ненападении»!… Это со змеями-то, с тварями погаными, которые вершат такое, о чем детям рассказать страшно! Ну, Эдуардас, ну, удружил!… По-твоему, мы с ними мирное соглашение подписать должны?! Договор, ага?! Да эти подлюки нас вместе с договором и авторучкой проглотят, мы им и вякнуть ничего о компромиссах не успеем! Да не стучи ты в свою банку консервную, Распорядитель! Я и без тебя знаю, что ты мне слова не давал. А все ж таки неправильно это! Компромисс в постели с бабой хорош, и то не всегда. А уж если война - никаких компромиссов! Будем бить этих тварей прямо где найдем! Найдем на рынке - замочим на рынке! Найдем под сиденьем в автобусе - замочим под сиденьем в автобусе! Найдем в сортире…

– Мы уже поняли вашу позицию, полковник Базальт,- торопливо замахали ладошками Высокие Лица.- Вы правы. В случае с тварями силовые методы вполне оправданы.

– Эльфам прекрасным насилие претит от рожденья,- дзынькнул струной Эдуардас Логовайтис.

– Ой, ой, скажите это кому другому, пацифисты ушастые! - подал голос доселе молчавший дух неупокоенный Антоний Негорельский.- Когда вы сто пятьдесят лет назад отвоевывали себе места под жилые массивы, прикрываясь статусом беженцев, скольких коренных столичных призраков вы вытеснили на периферию? Как под флагом перестройки и гласности вы уважаемых, находящихся на персональной пенсии, почтенных духов сбагрили в необжитые, лишенные минимума удобств районы да места захоронений радиоактивных отходов?! Мы из-за вас мутировать стали, как огурцы!…

– Это клевета! - Гордо махнул плащом эльф, убрал арфу и сел на свое место.

– Это правда! А правда никому не нравится! - хорохорился Антоний-разночинец. Прямо-таки революционный оказался дух, ничего не скажешь!