Некоторые ункерлантцы покосились на него, будто поняли, о чем кричит этот мальчишка, – возможно, так и было, потому что говоры северно-восточной части Ункерланта мало отличались от фортвежского. Большинство же молча ковыляли мимо. Щеки их ввалились, взгляды были пусты. Что довелось им пережить?.. Так или иначе, пленным придется перетерпеть еще немало.

– Как думаешь, что рыжики с ними станут делать? – полюбопытствовал Эалстан.

– Да какая разница? Чтоб они вовсе пропали, подлюки! – ответил его двоюродный брат. – По мне, так пусть альгарвейцы им всем глотки перережут, а волшебную силу на зарядку жезлов пустят или там еще на какую пользу.

Он снова погрозил ункерлантцам кулаком.

– Не будет такого, – заявил Эалстан. – Иначе ункерлантцы возьмутся резать глотки альгарвейским пленникам – и что тогда начнется? Вернутся кровавые времена заката империи, вот что.

– По мне, так ункерлантцы лучшего не заслуживают. – Сидрок чиркнул большим пальцем по кадыку и, прежде чем Эалстан успел возразить, добавил: – По мне, так и рыжики лучшего не заслуживают. Чтоб их обоих силы преисподние побрали!

Эалстан отчаянно замахал руками: в нескольких шагах стоял альгарвейский жандарм. Но тот хотя и не мог не услышать подрывные речи, недостаточно владел фортвежским, чтобы понять их. Мимо прошли замыкающие колонну пленники и последние конвоиры. Жандарм взмахнул рукой, словно дворянин, милостиво снисходящий к мольбам черни, и Сидрок с Эалстаном ринулись через улицу вместе с толпой фортвежцев, собравшейся на перекрестке, пока шла колонна пленных.

– Что ты все рвешься в бригаду Плегмунда, если так уж рыжиков не любишь? – поинтересовался Эалстан у брата.

– Я же не ради альгарвейцев туда собираюсь, – отозвался Сидрок. – А ради себя.

– Не вижу разницы, – признался Эалстан. – И зуб даю, королю Мезенцио тоже никакой разницы не будет.

– Это потому, что ты олух, – любезно ответил Сидрок. – Если хочешь сказать, что король Мезенцио еще больший олух, спорить не буду.

– Знаешь, что я тебе скажу? – прищурился Эалстан. – Из нас двоих я не самый большой олух, вот что.

Сидрок сделал вид, что собирается врезать кузену в глаз. Эалстан сделал вид, будто уворачивается. Оба расхохотались. Они продолжали обмениваться оскорблениями, но уже не всерьез, как в последнее время, когда брошенное в сердцах слово могло отравить душу на долгие годы. Оба словно вернулись в убежавшее детство, и это было так весело.

Когда они постучали в дверь Эалстанова дома, оба еще продолжали обмениваться шутливыми проклятиями, задыхаясь от хохота. Отворившая им Конберга так и застыла на пороге, подозрительно оглядывая юношей.

– По-моему, вы оба по дороге в корчму заглянули, – заметила она – Эалстан не мог понять, всерьез или в шутку.

Сидрок шумно дыхнул ей в лицо.

– Ни капли вина, – объявил он. – И даже пива!

Конберга сделала вид, что ее шатает.

– Это верно. А вот когда ты в последний раз чистил зубы?

Голос ее должен был сочиться ядом, учитывая, насколько она недолюбливала Сидрока, и тогда мгновение разорвалось бы, точно фугасное ядро. Но этого не случилось. Сидрок дыхнул в лицо Эалстану, и тот, не желая уступать сестре, очень убедительно изобразил умирающего. Оба к этому времени изнемогли от смеха совершенно и держались за друга. Конберга беспомощно глянула на них – и расхохоталась сама.

Из дома напротив выглянула соседка, посмотрела на всех троих удивленно – верно, недоумевала, что может найтись веселого в мрачном оккупированном Громхеорте. Эалстан и сам задавался тем же вопросом, но остановиться не мог – быть может, потому, что понимал, как скоротечна минута шальной радости.

Соседка, покачав головой, скрылась за порогом, и это тоже было несказанно смешно. Но затем Конберга, не вполне задохнувшаяся от хохота, заметила:

– Что-то вы и впрямь задержались по дороге. Не иначе как свернули?

– Нет-нет! – возмутился Эалстан. – Правда! Пришлось ждать, пока через город не пройдет колонна ункерлантских пленников. В лагеря, наверное, ведут.

При этих словах волшебство рассеялось. И впрямь – что общего могут иметь с безмятежным весельем военнопленные и лагеря?

Южный ветер наволок тучи; скрылось солнце, и улица погрузилась во мглу. Эалстану непонятно стало, как мог он вести себя так глупо, пусть даже несколько минут. Сидроку, судя по его лицу, пришло в голову то же самое.

Эалстан вздохнул.

– Пошли в дом, – пробормотал он. – Холодает.

Маршировать по скверно вымощеной булыжником и строительным мусором дороге Бембо вовсе не нравилось, а тем более – когда не высохла скользкая грязь после ночного дождя.

– Если я оскользнусь, – пожаловался альгарвейский жандарм, – то упаду и непременно сломаю лодыжку.

– Лучше бы шею, – с надеждой заметил Орасте. – Тогда ты хоть заткнешься.

– Придержите языки, вы оба! – рыкнул сержант Пезаро. – У нас есть приказ. Мы его выполним. Все. Разговор окончен.

Он пер вперед, словно стенобитное орудие. Брюхо старшего жандарма покачивалось на каждом шагу, однако молодые товарищи с трудом поспевали за Пезаро.

– Ставлю сребреник, – вполголоса бросил Бембо своему напарнику, – что он выдохнется задолго до того, как мы попадем в этот, как бишь его… Ойнгестун.

– Я знал, что ты болван, – буркнул тот, – но не думал, что ты меня болваном считаешь. Еще не хватало – деньгами попусту разбрасываться. О чем тут спорить-то?

Они брели мимо засеянных полей, мимо оливковых рощ и садок. В лугах и на опушках Бембо замечал местных жителей – фортвежцев и кауниан, изредка по двое-трое, но обычно в одиночку что-то выискивающих на земле.

– Чем они там заняты? – полюбопытствовал он.

– Грибы собирают. – Пезаро закатил глаза. – Они их едят.

– Какая мерзость! – Бембо скорчил жуткую рожу, точно собирался вывернуться наизнанку. Никто из жандармов не возразил.

– Оно еще и опасно, – добавил он чуть погодя, – для нас, по крайней мере. Может, они только вид делают, будто грибы ищут, а сами – да чем угодно могут заниматься!

– Знаю. – Пезаро кивнул и тут же пожал плечами. – А что поделаешь? Солдаты все твердят, будто сукины дети мятеж поднять могут, если их по осени из города не выпускать. Ну будут у нас мелкие неприятности – надеюсь, что мелкие, – зато от крупных избавимся. Нам сейчас крупные неприятности ох как не на руку – на западе дела идут не лучшим образом.

– А-а… – Подобного рода обмен Бембо мог понять: на нем строилась вся жандармская служба. – Может, деньги с них брать за разрешение собирать клятую отраву… ну, вроде как шлюшкой попользуешься на месте, чтобы в участок не тащить. И все довольны.

Иной сержант мог бы закатить скандал, услыхав подобные слова. Пезаро только башку наклонил.