Лоран сквозь слезы пробормотала: она не ожидала увидеть их отца таким худым и постаревшим. Ей так трудно это осознать. Они успокаивали ее долго.

Линден собирался оставаться с отцом все утро, другие могут идти, он будет держать их в курсе. Он старался говорить уверенным тоном. Когда они уходили по длинному коридору, ослабевшая Лоран привалилась к Мистраль, и та обнимала бабушку за плечи. Войдя в палату, Линден поразился, как отец уменьшился в размерах. Неужели Тилья права? Главное, не показывать Полю свою тревогу. Встав возле окна, он смотрел на серую морось и, даже не оборачиваясь, чувствовал на себе взгляд отца. В маленькой палате было душно и очень тихо. Из коридора доносились приглушенные голоса и звуки шагов. Время остановилось. Дождь все шел. Линден слушал дыхание отца. Он мог бы стоять так целую вечность, стоять и смотреть на дождь. Это было бы так просто. А еще он мог бы обернуться и впервые в жизни поговорить с отцом. Выбор за ним, он словно стоял на перепутье. Колебался он недолго.

– Папа, я хочу поговорить с тобой о Саше.

Когда прозвучало имя Саши, ему показалось, что с легким шорохом распахнулись двери, перед ним вилась тропинка, за поворотом было столько возможностей и надежд, и он устремился вперед по этой тропинке. Саша шел рядом с ним, его присутствие наполняло эту палату, как солнце, ворвавшееся в комнату на рассвете. Саша, сказал он, это мужчина, которого он любит. Саша – это уменьшительное от Александр. Его отец из Сан-Франциско, а мать из Лос-Анджелеса. Они с Сашей ровесники. Он левша. Он любит готовить, у него это прекрасно получается. У них столько общего, подумал про себя Линден. Он говорил и боялся остановиться. Они встретились в Метрополитен-опере, в Верхнем Вест-Сайде, на Манхэттене. Любовь Саши к опере можно сравнить с любовью Поля к Боуи, это что-то глубокое и сокровенное. В детстве Саша учился играть на скрипке, потом бросил, но когда ему было семь лет, преподаватель повел его на «Волшебную флейту». Саша пришел в восторг от арии Папагено, забавного птицелова в костюме из перьев, и вернулся домой, распевая знаменитую арию во весь голос. Так все и началось. Потом он влюбился в «Дон Жуана», особенно в Лепорелло, ворчливого слугу. Когда он стал подростком, в его наушниках звучала только опера. Другие тинейджеры слушали Брэнди, Мадонну или Доктора Дре, а Саша не признавал ничего, кроме оперы. Тем вечером 2013 года Линдена привела в театр его агент Рашель Йелланд, у нее были билеты на «Травиату», и она настаивала, а она умела добиваться своего, чтобы Линден отправился в Линкольн-центр вместе с ней. К тому времени он жил в Нью-Йорке уже четыре года и осознавал, как обязан своему агенту. Она со свойственной ей энергией буквально выцарапала первые контракты, с которых и началась его карьера. Он не решился отклонить ее приглашение. Это была премьера, и Рашель уточнила, что он должен одеться понарядней: ради бога, никаких джинсов и кроссовок! Он уже приготовился зевать от скуки, но, к его огромному удивлению, спектакль ему очень понравился. Линден оказался весьма восприимчив к этим благозвучиям, ласкающим его столь неискушенные уши. В программке он прочитал, что «травиата» означает «падшая женщина». Молодая немецкая певица-сопрано, исполнявшая партию Виолетты, несчастной куртизанки, преображенной любовью, поразила его своей энергией и жизненной силой. Одетая в ярко-красное платье, она металась по сцене, карабкалась на диваны, падала на пол и, главное, передавала голосом все эмоции. Линдену почему-то всегда казалось, что оперные певицы – это статичные матроны необъятных размеров с двойными подбородками. Услышав это, отец улыбнулся, и в его улыбке Линдену почудилось одобрение. Во время антракта Линден отправился в бар за шампанским для Рашель, которая заболталась с приятелями. Сашу он сначала увидел со спины. Линден заметил его, потому что тот был высоким, как и он сам. Длинные, зачесанные назад черные волосы до плеч. Когда он обернулся, Линден отметил длинные черные брови, нос с горбинкой, карие глаза. Он не был красив классической красотой, но невероятно притягателен. Потом Линден услышал его смех, и этот смех показался ему восхитительным. Ожидая, пока подадут шампанское, Линден наблюдал за прекрасным незнакомцем: как он слушает друзей, как качает головой, как смеется. На Саше был костюм с белой рубашкой, без галстука. На шее висело что-то вроде колье, но Линдену не удавалось рассмотреть кулон на груди. Мужчина ушел вместе с друзьями, и Линден просто смотрел, как он уходит. Он спрашивал себя, кто это, как его зовут. Он был уверен, что больше никогда его не увидит, и, как ни странно, это его опечалило.

Линден замолчал. Почему он рассказывает это отцу? Потому что хочет, чтобы Поль знал; знал, кто такой Саша, знал, кто такой он, его сын. Он сказал об этом вслух. Хватит хранить тайну. Линден собрался с духом, откашлялся. Последний акт оперы был таким же чарующим, как и первые два. Молодая певица-сопрано страстно пела свою партию, а неизбежный конец приближался. Распростертая на смертном одре, она своей душераздирающей арией прощалась со своими мечтами, Addio del passato[8], умоляя Господа явить ей свое милосердие. Любимая ария Саши. Это сокровенное, необыкновенно волнующее слияние голоса и оркестра потрясло Линдена. Внезапно он увидел перед собой на сцене не молодую певицу, а Кэндис, за год до этого покончившую с собой, оказавшуюся не в силах принять вызов, брошенный ей жизнью. Он чувствовал, будто из него вынимают душу, музыка потрясла его так, что на глазах появились слезы. Вот тогда он его и увидел во второй раз, того самого высокого молодого человека из бара. Тот сидел недалеко от них и спокойно на него смотрел. Они встретились взглядами, и Линден, словно завороженный, не мог отвести глаз. Потом, на выходе из зала, Рашель их познакомила, оказывается, она хорошо его знала. Саша был большим любителем оперы. Кулон на его шее оказался маленькой серебряной капелькой. На ком-нибудь другом он смотрелся бы нелепо, а на нем – нет. «Линден Мальгард, позволь представить: Саша Лорд. Думаю, вы найдете общий язык». Линден снова замолчал, признание давалось ему тяжелее, чем он предполагал. Он начал запинаться, и это выводило его из себя. Ты сможешь, у тебя получится, словно слышал он Сашин голос. Давай, Линден, сделай это для меня, для нас, расскажи отцу, расскажи ему все, не бойся. Линден пытался говорить легким, непринужденным тоном, но не мог скрыть волнения. Наверное, Поль спрашивал себя, что в Саше было такого особенного? Почему он, а