Теперь само понятие времени представляется мне каким-то стрёмным. Мне интересно, какого хрена воспоминания стали такого дерьмового качества, что зрительный образ Вайолет, сидевшей рядом со мной, меркнет по сравнению с памятью о тактильном ощущении близости ее тела. Я хочу сказать, ведь плоть, по умолчанию, не лучшая регистрирующая среда. Но, похоже, плоть неплохо справляется с тем, чтобы выводить чувства на передний план.

Эх, Вайолет. Я так скучаю по ней. У меня к ней вообще ужасно странное чувство. Как будто мы простояли пять тысяч лет статуями по разные стороны входа в египетскую пирамиду, все это время только и мечтая зайти внутрь и трахнуться.

Кто-то кричит: “Ребята, хватит!” Это Реджи – удивительно, голоса я распознаю сразу. Мимо проходит Тен со своими парнями, но они выглядят не совсем трехмерными. Скорее как плоские мультипликации на разных слоях стекла, а деревья за ними – как очень медленные фонтаны. Кстати, насчет деревьев, наверное, все правильно.

“Ладно, – думаю я. – Хватит разврата”.

Достаю из кармана куртки одноразовый шприц и одну из двух ампул андурила – всего четыре дозы, – украденных из сейфа доктора Макквиллена.

Андурил – это антипсихотик, созданный в шестидесятых. Говорят, он бьет по мозгам, как молотком, но зато работает, и с меньшими побочными эффектами для обмена веществ, чем то дерьмо, которым кормят психов теперь. Еще говорят, он резко прекращает действие ЛСД.

Правда, он может отключить мускулатуру, так что принимать его надо вместе с антипаркинсоническими препаратами. Этих я тоже стырил две ампулы.

Надо было заготовить инъекции заранее. Теперь же возиться со шприцем приходится очень долго. Не знаю, почему я этого сразу не сделал. И почему не спер у Макквиллена весь андурил. Надо научиться доверять своим инстинктам.

В конце концов доза готова. Поскольку в таком состоянии скоординировать движения и сделать укол в плечо мне представляется делом более трудным, чем пятьдесят лет горбатиться в какой-нибудь конторе, я всаживаю иглу в бедро прямо сквозь джинсы.

Как только поршень доходит до конца, иголка отскакивает обратно в шприц. Так вот почему я не мог намешать дозу заранее – самовтягивающаяся игла! Охренеть, блин, какой модный дизайн шприца! Как говаривал Унабомбер[84], “технический прогресс в конце концов погубит нас, но каждый его отдельный пример будет просто очарователен”[85].

– Реджи! – кричу я, заряжая второй шприц. – Какого хрена ты тут устроил?

Никто не отвечает.

Вокруг никого.

Но с озера Уайт доносятся голоса.

С трудом шагаю через лес к косе. На озере три каноэ, борт о борт, уплывают от меня в туман. Проводники резво гребут, остальные стоят. Без багажа трех лодок хватило на всю компанию.

Вместе с их стволами.

Реджи на берегу, он кричит: “Да уберите оружие, вашу мать!”

Я бегу по пляжу, пока не обгоняю лодки. Пробегая мимо Реджи, бросаю недобрый взгляд ему в глаза.

Спереди вся сцена выглядит еще хуже. Уже разнообразие пушек просто поражает. У мистера Фика, миссис Фик и Тена разные модели настоящих охотничьих винтовок, хотя у Тена – из нержавеющей стали. У телохранителей Тена пистолеты “TEC-9”. Не думал, что такие еще производят. У охранников Тайсона Гроди пистолеты разные, у каждого по паре, однако Гроди прыгает возле них, хватая за руки. У как бы спецагентов Пэйлин – брутальные пистолеты-пулеметы “Скорпион”.

У самой Пэйлин – меч.

Реджи Трегер бежит за всей этой армадой по пляжу, догоняя меня, время от времени подпрыгивает и кричит: “Стойте!”

Вайолет нигде не видно. Фродо тоже. Им и брату Уэйна Тена я решил вколоть оставшиеся три дозы антипсихотика: Вайолет – потому что она Вайолет, Фродо – потому что она ребенок, а брату Тена – потому что он уже нахлебался дерьма в своей жизни. Сейчас он стоит на коленях в одной из лодок и смотрит вперед с унылым видом.

Вдруг один из охранников Тена вытягивает руку и кричит что-то, наверняка означающее “Смотрите! Вон оно!”.

Ибо: смотрите, вон же оно. Причем ЛСД уже начинает отпускать.

Уильям – Уайт-лейк-монстр.

Или же, как это выглядит с моей точки обзора сквозь туман, – три изгиба черной пластиковой гофротрубы диаметром около двадцати дюймов. Эти три горба легко колышутся на волнах и специально сделаны так, чтобы во время движения по воде их не было отчетливо видно, но можно было заметить пузырьки на поверхности.

– СТОЙТЕ! – кричит Реджи. – НЕ СТРЕ…

– Не-е-ет! – орет Тайсон Гроди.

Все, кто может, открывают огонь. Грохот громче, чем от сирены или того, что мы слышали.

Два задних горба поднимаются в воздух, разлетаются на куски и шлепаются в воду. На поверхности показываются две раскрытых ладони в перчатках – сдаюсь! – но в палец попадает пуля, и руки скрываются под водой.

Туристы и их разномастные наемные защитники продолжают палить – даже те, кто стоит не в первом ряду, у кого на линии огня находятся их же товарищи по оружию. Гроди кричит и машет руками перед стрелками в своем каноэ, что охренеть как смело, однако у него хватает и ума не высовываться настолько, чтобы действительно кого-то остановить.

Никто не прекращает огня, даже когда из-за мыса выруливает шлюпка с навесным мотором, в ней несколько человек во главе с Мигелем в позе Джорджа Вашингтона[86], и они направляют стволы на туристов. Вдруг Пэйлин швыряет меч так, что тот аж вращается в воздухе. Неслабые, однако, ручки у этой женщины.

– ТВОЮ МАТЬ, МИГЕЛЬ! – орет Реджи прямо у меня под ухом, но Мигель и компания уже дают залп.

Впоследствии мнения участников и свидетелей разошлись: то ли они целились над головами стрелков по имитатору чудовища, то ли непосредственно им в головы.

Наступает затишье. Слышится только лай собаки – скорее всего, это Лай плывет к лодке Мигеля. В переменной видимости сквозь туман она куда больше походит на озерное чудище, чем призванная на эту роль труба. Даже не знаю, отчего люди в каноэ прекратили огонь.

На секунду все замирают стоя, только Гроди падает на колени и плачет. Внезапно Уэйн Тен наклоняется вперед и ныряет щучкой, а из-за отдачи все остальные, кто был в его каноэ, валятся с другого борта.