Я достал из рюкзака консервы. Четыре банки остались. Тучный тушеный кролик, не так много взял. Надо будет тоже завести кроликов, чрезвычайно полезный зверь. Питается травой подножной, а мясо набирает вполне себе вкусное. И быстро. И шкура теплая, на зиму отличные шубы можно делать. Кролик — это существо из будущего…

Егор уже привычно забурчал животом.

— Есть еще хлеб, — я вытряхнул на блюдо овсяную буханку. — И морковный сок.

Запасы королевские.

Егор занялся костром, устроил из трех битых кирпичей очаг, заполнил его мусором, поджег. Я срезал с банок крышки. Тушеный кролик выглядел великолепно. Наверное, я слопал бы его и холодным. Холодным, руками, без всяких вилок, по-дикарски. Но сегодня был особый день, и я хотел, чтобы все выглядело особо. Достал серебряные миски и серебряные ложки.

Егор поглядел на меня с удивлением.

— Надо иногда себя баловать, — пояснил я. — А то вся жизнь у нас какая-то… Неправильная. Нечеловеческая совсем, без расстановки.

— Да, наверное…

Я раздул огонь, установил банки на огонь, и через минуту мясо забулькало и распустило в стороны запах.

— Питаться надо горячим, — сказал я. — В этом суть человечности.

И выковырял мясо из своей банки в миску, накрошил хлеба и хорошенько перемешал, чтобы хлеб пропитался соком и получилась настоящая питательная каша.

Егор сделал также.

Мы чокнулись ложками и стали есть. Егор торопился, и мне пришлось приложить его по лбу, чтобы он вел себя как должно.

Я не спешил, стараясь запомнить вкус каждого куска. И запоминал.

— Приятно… — Егор облизался. — Давно так вкусно не ел, особенно на воздухе. А когда все закончится — мы всегда так будем обедать? Да? Правда?

— Ага.

— Ага… — Егор принялся протирать горбушкой консервное дно. — Так все и будет… Каждый день, утром и вечером, да?

Я кивнул.

— Как раньше. Настоящая еда, чай…

Егор закрыл глаза.

— А можно еще? — попросил Егор. — Есть хочется…

Я кивнул.

Егор тут же приступил ко второй банке, и здесь уже не торопился, не брызгал слюной и не чавкал, а хлеб уже не крошил, просто прикусывал, закончив же, он уставился на третью банку.

Я пододвинул ее Егору.

С третьей он управился еще быстрее, чем с двумя первыми. Ложкой стучал о зубы, так что я стал опасаться за их сохранность. Хоть кто-то нам с зубами нужен.

— А почему ты дал мне свою банку? — Егор отправил в рот последний кусок мяса. — На обратный путь совсем ведь не хватит…

Лицо у него вдруг изменилось. Скосилось и осыпалось, точно на нем скопилась высохшая грязь, обвалившаяся от неосторожной улыбки.

— Это точно, — сказал я. — Не хватит.

Я стал смотреть на него. Егор моргал, точно в глаз ему попала зловредная слепая мушка.

— Я тебя предупреждал, — сказал я самое глупое из всего, что только можно придумать. — Предупреждал.

— Я не думал…

— А ты что, не готов? — спросил я напрямую.

— Готов…

— Не бойся, Егор, все будет нормально.

— Я знаю…

— Давай чай пить.

— Не хочется…

А я не стал себе отказывать. Вскипятил воду, заварил, все как полагается. Егор мрачно молчал.

— Хорошо, что Алиса с нами не пошла, — Егор потер нос. — Она бы ругаться стала.

— Это точно. А мы ругаться не будем. Не боись, Егор, наши имена войдут в историю.

Егор промолчал. Ему явно не хотелось в историю, ему хотелось в слона.

И мне тоже.

— Подъем, — велел я.

Егор послушно поднялся. Пошли дальше молча, в пыхтенье и в оружейном позвякивании. Вокруг простирался обычный город, много битого кирпича и искореженных бетонных плит, мох, мелкий кустарник, пух, перекатывающиеся одуванчики, распадающиеся от прикосновения, из-под ног выскочило серое и шустрое, Егор взвизгнул и выстрелил. Громко как-то получилось, совсем с этим местом не сочетается. Егор выстрелил еще, вдогонку. Вытер нос.

— Не попал, кажется, — сказал он. — Совсем…

Я пожал плечами.

— Так и не выучился, — Егор перекинул винтовку подмышку. — Плохой ученик, бестолочь…

— Еще успеешь, — улыбнулся я.

— Три раза.

Двинулись дальше.

— Стрелять — это совсем просто, — поучал я в тысячный раз. — Это как дышать — легко. Главное думать не головой, а руками, пальцами. Это легко, ты должен почувствовать в себе…

Я повторял все, чему учил меня Гомер в свое время, и кое-что придумывал сам, по ходу, из своего опыта.

— Пищит, — сказал Егор вдруг.

— Что? — не понял я.

— Пищит. Вот послушай.

Мы остановились. Вода журчала слишком громко, сначала я ничего не услышал, но уши быстро собрались и выудили из окружающих звуков то, что надо. На самом деле, пищит.

— Крыса, наверное, — предположил Егор.

— Крысы давно сбежали, я последнюю крысу уже не помню когда видел. Давно. Даже Чапа, и то сбежала, а она Алиску ой как любила…

— Но пищит ведь!

— Пусть пищит. Это лед пищит, такое иногда случается.

Мы двинулись дальше, только теперь Егор оглядывался через каждый шаг и в конце концов сказал:

— Щенок.

Я остановился.

— Щенок, — повторил Егор.

Этого не хватало, мало нам крысы, теперь щенок. Маленькая собака. Откуда она, да еще здесь? Собаки далеко отсюда, если они вообще остались, вряд ли они эту зиму пережили, замерзли. Хотя у нас все может случиться, дурацкий гадский мир, не поймешь, как он устроен, как дебильный сломанный будильник, все время подпрыгивает с дурацким пугающим бряканьем…

— Дэв, это щенок! — радостно воскликнул Егор. — Он один! Он потерялся!

Я обернулся.

Дэв уже шагал к нему. Чуть в наклонку и присюсюкивая, доставая из кармана припасенный для себя кусок. Щенок. Мелкий, ростом с валенок, и цвета такого же, со слипшейся шерстью, на спине слиплась в короткие иглы…

— Назад! — рявкнул я. — Назад!

Но Егор уже протянул руку.

Я сорвал с плеча винтовку.

— Ты чего? — глупо спросил Егор. — Это же щенок…

А потом увидел и он.

Ойкнул, отпрыгнул, запнулся, упал.

Это подбежало к нему. К лицу. Я бы выстрелил, но тварь оказалась прямо напротив глаз Егора, я снес бы ему голову.