Несмотря не устрашающую массу, гусеницы, броню и пулемет, громадный тягач был уязвим, и даже кабина была без крыши. Один из пограничников всадил из винтовки пулю в радиатор, мгновенно окутавшийся облаком пара. «Дрейзе» смахнул парня в зеленой фуражке, но водитель с руганью надавил на тормоз.

– Шайзе! Свиньи! Они решили…

Водитель не успел выпалить все, что думал о проклятых азиатах, недобитых большевиках, не желавших ложиться под гусеницы тягача. Костя Орехов выстрелом из СВТ угодил ему в плечо, перебив ключицу.

Журавлев и его люди, прикрывающие отход, открыли огонь. Выпустив карабин из рук, свалился один солдат, пулеметчик пригнулся. Техник-лейтенант среагировал быстро. Перескочив на место водителя, включил сцепление и дал газ.

Перегревшегося от азартной стрельбы «дрейзе» заклинило, а в кабину летели пули, выпущенные из самозарядки Костей Ореховым. Лейтенант, бывший инженер завода «Опель», сполз с сиденья, зажимая рану под глазом, из которой струйкой выталкивало кровь. Он с ужасом понял, что ранение тяжелое, скорее всего, смертельное, и, стоная, думал о семье. Господи, старая мать, жена, трое дочерей, которые так его любят. Что будет с ними?

Пулеметчик, не в силах выбить заклинившую гильзу, выхватил пистолет и выстрелил в зеленую фуражку, из-под которой зло и беспощадно блестели глаза пограничника. Раненый боец упал, выпустив из рук винтовку, но штык другого пограничника ударил офицера в горло. Лейтенант поднял окровавленные руки. Они не посмеют добивать раненых!

Офицер даже в последние минуты не хотел понять, что беспощадность войны всегда имеет две стороны. Он не был строевым офицером, но считал, что любой солдат вермахта должен не щадить врага, особенно русских.

В Польше, сев за пулемет, он походя смахнул полдесятка пленных, мешавших двигаться его тягачу. И два дня назад, когда ему поручили охрану группы русских танкистов, обожженных, стонавших от боли и просивших воды, лейтенант приказал подчиненным добить их штыками, чтобы не мешали работать.

Сегодня они давили отступавших гусеницами, но так некстати заклинило пулемет. Его должны пощадить. Пленный офицер всегда пригодится.

– Не стреляйте!

Вспышка ударила ему в глаза. А поднявшийся с земли раненый пограничник, не обращая внимания на кровь, струившуюся из-под фуражки, прицелился и выстрелил в спину слесарю-ефрейтору. Добродушному тихому человеку, земляку лейтенанта, который успел выпустить в русских всего две пули.

Пограничники выдернули из зажимов пулемет «дрейзе», собирали оружие, патроны, консервы. Молодой солдат с нашивкой за храбрость заполз под окровавленные гусеницы и затаился среди железа. Сержанту-саперу надоело с ним возиться, и он дважды выстрелил солдату в ноги. Затем тягач подожгли, а когда солдат с нашивкой за храбрость полез из-под горящей машины, его добили штыком.

Тяжело раненного лейтенанта посчитали мертвым. Сняли с руки часы, переступили через тело, подобрали пистолет.

Отделение ремонтников на грузовике, азартно стрелявшее в русских, тоже слишком поздно поняло опасность. Мальцев прошил капот и кабину грузовика очередью из танкового пулемета ДТ. Сошек не было, Николай стрелял от пояса, пули рассеивало в стороны.

Все же он сумел свалить ефрейтора с пулеметом «дегтярева» и поджег двигатель «Шкоды». Ремонтники, имевшие хорошее вооружение и запас патронов, все же не были готовы к серьезному бою.

Рассчитывали, что толпу русских разгонит тяжелый тягач, внесет панику огонь двух пулеметов, а там должен подоспеть второй взвод из их роты. Но коллеги почему-то опаздывали, возможно, собирали трофеи, оставив на произвол судьбы однополчан.

Унтер-офицер быстрее других разобрался в ситуации. Расстреляв обойму своего «вальтера», затравленно озирался.

Его товарищи продолжали вести огонь, торопливый и неприцельный. Значит, и унтер-офицер не имел права убегать. Он тщетно шарил в кармане комбинезона в поисках запасной обоймы. Унтер никогда не брал ее с собой, считая лишней тяжестью.

Рядом упал, получив пулю в живот, его земляк из Лотарингии. Чудный германский край, озера, сосновые леса, умытые дождями, добротные дома и ухоженные пастбища. Красивая невеста, ожидающая его с фронта…

Последние минуты для остатков немецкого взвода, устроившего охоту на своих тяжелых машинах с пулеметами на отступавших русских, оказались жестокими и страшными. Обозленные выстрелами в спину, огромными потерями при штурме моста, зрелищем сожженных танков вместе с экипажами, красноармейцы перебили остатки взвода без выстрелов. Слишком велика была ненависть.

Унтер-офицера из Лотарингии закололи немецким кинжалом. Бегущим разбивали головы прикладами (ремонтники не носили касок), били четырехгранными, острыми, как шило, штыками, рубили саперными лопатками.

Через четверть часа все было кончено. Горели многотонный тягач и тяжелая «Шкода». Прицеп-генератор был окутан огнем, а дым горевшей изоляции пробивали стрелы электрических разрядов, расплавив корпус.

Вокруг лежали тела германских солдат, не успевших стать героями. Унтер-офицер, молодой, светло-рыжий парень, сидел, привалившись к сосне, зажимая пропоротый кинжалом живот. Рядом все сильнее разгорался грузовик, обдавая унтер-офицера раскаленным воздухом, но раненый не мог отползти в сторону, отказали ноги.

Огонь разгорался все сильнее, боль становилась невыносимой. Унтер-офицер пытался звать на помощь, но вокруг был чужой мрачный лес. Господи, за что такие мучения? Помоги! Он из последних сил пытался сдвинуть тело хоть на метр. Горели брюки и сапоги, лопалась кожа. Но Бог все же услышал одного из своих грешников.

Ярко и почему-то бесшумно взорвался топливный бак, и мучения сразу прекратились. Спустя час прибыл второй взвод. Тело унтер-офицера опознать не смогли, расплавилась даже алюминиевая пластинка с личным номером.

– Отнесите его сюда. После разберемся, – командовал старший. – Сволочи, русские! Огрызаются, как волки перед смертью.

* * *

За неделю, прошедшую после штурма моста, полку (скорее батальону) капитана Зимина несколько раз приходилось вступать в бой. Сейчас в строю оставалось около семидесяти человек. Из эпицентра танкового сражения, местности, наводненной немецкими частями, выбраться было не просто.

Преследуя русских, прорвавшихся через мост, уничтоживших его охрану, а следом ремонтный взвод с тяжелой техникой, немецкий моторизованный батальон выдавил остатки полка Зимина на открытую местность, где состоялся бой. Танковой роте и бронетранспортерам пограничники и красноармейцы сумели противопоставить лишь остатки взрывчатки, несколько бутылок с бензином, наспех скрученные телефонным проводом связки гранат.

Все это оказалось малоэффективным. Сумели поджечь легкий танк и подбить бронетранспортер. Остальные машины расстреливали обреченных людей, не подпуская ближе ста метров.

Погибли капитан Зимин и многие другие. Сотни полторы бойцов немцы захватили в плен. Пограничников, политработников и бойцов, похожих внешностью на евреев, расстреляли. Добили тяжелораненых, а остальных погнали к городу Дубно, где прямо в поле размещался пересыльный лагерь.