И в самом деле, разведчики всех стран пользуются особым, иногда воистину безграничным доверием своих правительств, а потому им предоставляются особые полномочия, в том числе и в отношении контактов с представителями противоборствующего лагеря. И если «чистый» дипломат, строго выполняя предписания своего руководства, никогда не позволит себе общаться с дипломатом враждебной или недружественной державы, особенно в периоды острой конфронтации, то разведчики, наоборот, именно в такие периоды чаще всего ищут возможности для такого общения, потому что в периоды конфронтаций более всего нужна информация о том, что происходит в противоположном стане.

И эта уверенность в себе, этот «комплекс полноценности» во многом определяют все поведение разведчика и придают его действиям особую направленность и целеустремленность, накладывают на лицо выражение какой-то специфической агрессивности, которая и выдает его ведомственную принадлежность.

Вот так однажды на дипломатическом приеме в столице одной развивающейся страны я случайно перехватил один такой взгляд, излучавший целеустремленность опытного профессионала. Его обладатель был мне совершенно незнаком, но уже через несколько минут я узнал, что это новый сотрудник постоянного представительства ООН. То, что американский разведчик мог обосноваться в стране под прикрытием должности международного чиновника, не вызвало особого удивления ни у меня, ни у моих коллег, но мне пришлось серьезно усомниться в моих первоначальных предположениях, потому что по паспорту он оказался совсем не американцем, а датчанином.

Но я никак не мог забыть его взгляд, да и наблюдение за его поведением на дипломатическом приеме давало достаточно пищи для аналогичных выводов. Поэтому мы не пожалели времени и сил, чтобы разобраться с его датским происхождением.

Для начала я обратился к помощи опытного консультанта — переводчика одной из групп советских специалистов, который до выезда в загранкомандировку преподавал английский язык в Ленинградском университете и считался там крупным знатоком фонетики. Мы помогли переводчику пообщаться с «датчанином», и он составил для нас специальную таблицу, по которой на основании употребляемых «датчанином» в своей речи «американизмов» весьма убедительно доказал, что никакой он не датчанин, а самый настоящий американец.

Вскоре нам стало известно, что «датчанин» намеревается провести свой отпуск не у себя в Дании и даже не в Европе, а в одной из африканских стран. Мы сообщили об этом нашим коллегам, и они выяснили, что «датчанин» был гостем американского посла и, что самое удивительное, оказался его сыном. Круг замкнулся, наши предположения подтвердились!

…Вот и сейчас я мог дать голову на отсечение, что мой новый знакомый был сотрудником ЦРУ. Мне порядком надоело его вранье, и я решил показать ему, что меня тоже кое-чему учили:

— Это вы из У-Эн-Бэ? В таком случае предъявите ваше удостоверение.

— Ну хорошо, — неожиданно быстро сдался атлет, и я понял, что и в его планы не входит долго играть со мной в детские игры. Не за тем он приехал вместе с Боденом. — Меня зовут Ричард Палмер, я сотрудник Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов!

Я и так вычислил его и поэтому был готов поверить ему на слово, но мое положение, а вернее, выполняемое задание обязывало проверить, не обманывает ли он меня и на этот раз. Да и атлет, как настоящий американец, видимо, привык доводить каждое дело до конца, а поэтому полез во внутренний карман пиджака, достал оттуда симпатичную синенькую книжицу и раскрыл ее у меня перед глазами.

Раз уж он был так любезен, я с интересом (если честно, впервые в жизни!) и основательно рассмотрел удостоверение сотрудника ЦРУ. Мне сразу бросились в глаза эмблема этого авторитетного учреждения, а также цветная фотография и фамилия его владельца. На этот раз он не соврал, во всяком случае, удостоверение действительно было оформлено на имя Ричарда Палмера.

Теперь, если руководствоваться только интересами моего ведомства, можно было спокойно продолжить разговор, но я не имел права забывать и о Министерстве иностранных дел, сотрудникам которого в подобных случаях предписывается вести себя несколько иначе, а поэтому как можно решительнее сказал:

— В таком случае я не желаю с вами разговаривать!

Видимо, Бодену надоело быть статистом, а может, он вспомнил, что в отличие от меня и Палмера находится на своей национальной территории, и он снова вступил в разговор.

— Вы ведете себя неразумно, господин Вдовин.

Но я не обратил никакого внимания на его реплику, чем, наверное, нанес ему душевную травму. Теперь, когда я со всей достоверностью знал, кто такой Палмер, я тем более был обязан вести разговор только с ним.

— Это провокация! — сказал я стандартную фразу, которую произносил любой мало-мальски проинструктированный советский гражданин, когда к нему за границей обращались незнакомые люди.

Но Палмер только улыбнулся в ответ. Нет, у этого янки определенно были на мой счет самые серьезные намерения!

Тогда я вспомнил про Бодена и подумал, что зря так рано выключил его из беседы. Как заместитель начальника Управления национальной безопасности, он скорее поймет всю глубину моего возмущения их бесцеремонным поведением. Я повернулся к нему и напомнил:

— Не забывайте, я советский дипломат, и вам об этом известно! Я заявляю решительный протест и буду жаловаться на вас!

Действительно, не на Палмера же мне жаловаться! После этого я сел в машину и захлопнул дверцу.

Боден, видимо, понял, что в его положении лучше не лезть на рожон, и окончательно уступил Палмеру всю ответственность за успех дальнейших переговоров. А тот продолжал гнуть свою линию.

— Не спешите жаловаться, мистер Вдовин! В ваших интересах выслушать нас!

Он был прав, конечно, это действительно было в моих интересах, и не только в моих, но и в интересах представляемого мной ведомства, но я, как говорится, впал в амбицию и решил немного поиграть у него на нервах, чтобы в дальнейшем, когда наступит мой звездный час, он был посговорчивее.

Я повернул ключ в замке зажигания, запустил двигатель и довольно грубовато сказал:

— Позвольте мне самому решать, что в моих интересах, а что нет! Уберите машину с дороги!

Мне показалось, что я хорошо сыграл этот эпизод. И голос, и жесты, и этот взгляд исподлобья и снизу вверх — все, как мне показалось, выглядело весьма убедительно и должно было произвести на Палмера необходимое впечатление…

Странная все-таки это штука — жизнь, а жизнь разведчика странная вдвойне! Только что я был почти в отчаянии оттого, что никто не едет ко мне на свидание, и страшно горевал, вместо того чтобы радоваться, а когда два, пусть не очень милых, но, во всяком случае, достаточно интеллигентных человека наконец-то приехали и умоляют меня поговорить с ними «за жизнь»,