Вот почему Иззи стала принимать наркотики. Кто-то посоветовал ей это, как способ восполнить вакуум. Но забыл сказать, что это пустышка. Такую дыру в груди способен заполнить только такой же больной "вакуумом" человек.

Не странно, что она вымещала всё это на мне. Изабель пыталась привлечь моё внимание, заставить меня понять, что ей больно, а я этого не вижу. Не замечаю, хотя я единственный родной в этом мире для неё человек. И вправду единственный.



Вернувшись в кампус, я приняла снотворное и легла спать. Отключилась специально, потому что понимала — ещё немного и моё состояние выйдет из-под контроля. Ещё немного и всё закончится истерикой.

Около трёх дней, я машинально исполняла всё, что нужно было делать студенту. Ходила на лекции, готовилась к семинарам и закрылась от окружающего мира полностью. Моё поведение никого не удивляло, а я перестала замечать людей вообще. Выключила сотовый, отключила ноутбук от сети и закрылась. Не выходила из библиотеки до поздней ночи.

Всё это время я провела не только за книгами. Во мне что-то менялось. Все воспоминания из детства мелькали перед глазами, как фильм — сказка, которая была ложью.

Умом я понимала, что винить людей, которые меня приняли и вырастили не в чем. Мне! Мне их винить не в чем, но вот Изабель, видимо, считала иначе. Потому и превратила наши жизни в ад. Издевалась над всеми, а причиной была обида, что её обманули дважды. И самым удачным был последний обман, который фактически вышвырнул её из жизни людей, которых она считала родными.

Но ответы на все вопросы были за несколько сотен миль от Сиэтла. В живописном уголке — маленьком городке рядом с горами. Красивом месте, которое я считала всегда домом.

Переломный момент наступил, когда терпеть боль стало невыносимо, а всё, что я видела вокруг себя, стало лишено любых красок.

— Почему у тебя выключен телефон?

Джун стоял прямо передо мной и буравил холодным и злым взглядом. Он примчался даже в такое время, не понятно зачем. Ведь я ему никто.

— Грета! Ты слышишь меня? — парень присмотрелся ко мне, а потом подошёл ближе.

— У меня он разряжен, Джун. Что-то случилось? — я накинула на себя маску дуры, но этого парня очень сложно провести вокруг пальца.

— Три дня разряжен?

— А зачем ты мне звонишь, Джун? Разве мы не выяснили этот вопрос в прошлый раз?

— Видимо в прошлый раз ты меня вообще не слушала, Грета! — он сложил руки на груди, а за нашей спиной послышался лязг замков. Библиотека закрывалась.

— Оставьте меня в покое, Джун. Я хочу прекратить это. Просто не вмешивайтесь больше в мою жизнь!!! Ни ты! Ни Май! — я почти кричала, но Джун лишь покачал головой и схватил меня за руку.

— Поехали домой! Хватит этой истерики на людях! — он впихнул меня в машину, а мной начала бить крупная дрожь.

— Это не может больше так продолжаться! Этот придурок, как ненормальный ходит по лофту с бутылкой в руках, а ты берешь и устраиваешь истерики прямо посреди улицы. На звонки не отвечаешь! Вы рехнулись, мать его, оба! Вас бы запереть на пару дней где-то, чтобы вы пар спустили и поговорили, потому что даже меня умудрились довести до бешенства, Грета!

Он говорил о таких вещах, которые сейчас меня волновали меньше всего. Всё отошло на второй план, а я ощутила себя словно на краю обрыва, который был над бездной. Посмотри вниз, и она потянет тебя в свою темноту.

— Просто отвези меня в кампус, пожалуйста, — тихо прошептала и, как ни странно, меня поняли сразу, и выполнили просьбу без лишних возражений.

Но, как только машина Джуна покинула территорию городка, я переоделась в более теплую парку и вышла из кампуса.

Не знаю, как доехала до нашего родного города. Помню лишь, как села в автобус, и только на конечной остановке увидела знакомую вывеску заправки и магазина на ней.

Начиналась метель и снегоочистительные машины уже стояли у обочины, ожидая. Дядя Бенджамин и его сын весело гоготали. Завидев меня, парень свистнул и помахал рукой.

— Ты на мессу, Грета? — Барни спрыгнул с машины и покачал головой, — Сегодня не будет проповеди. У нас тут такое с обеда, что мне самому не по себе. Так что езжай домой, пока ещё автобусы ходят, а то нам из метеослужбы главный звонил. Сказал заметет так, что не проехать до утра.

Я попыталась выдавить улыбку в ответ, но слова Барни заставили меня насторожиться.

— Что-то серьезное случилось? — я засунула руки в перчатках в рукава и поежилась, наигранно улыбаясь парню и дальше.

— Так в лесу за пансионатом труп нашли. Говорят, свежий совсем, и года нет. Мужик.

На моём лице тут же исчезла улыбка. Труп в таком маленьком городке, как наш?

— Кто-то из местных? — тут же спросила, а Барни покачал головой и подошёл ко мне ближе.

— Нет, слава богу. Однако старик Абрахамс поднял весь штат своей больнички на уши. Они думали, что это кто-то из его залётных бездомных. Но шериф говорит, что клиент вообще не наш мужик.

— В смысле?

— Ну, в смысле темнокожий. Думают индеец, или мексиканец. Хотя резервации от нас далеко, так что, кажется, это нелегал, которого кто-то грохнул, а в нашей глуши решили труп спрятать. Вот. Так что не ходи туда. Там куча полиции до сих пор.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Не смотря на слова парня, я не могла больше ждать. Мне нужно было что-то делать, иначе я рехнусь от того, что узнала. Возможно, вариант забиться в какой-то угол и рыдать был бы более верным решением, но не для меня. Своё состояние я могла успокоить лишь движением. Куда угодно, но лучше узнать всё, как есть и сразу.

Поэтому опять улыбнулась Барни, и попыталась объяснить моё рвение ко встречи с пастором личным вопросом.

Парень больше не сказал ничего, лишь спросил:

— Не вышла ещё замуж? — он посмотрел на меня с добродушной усмешкой, а мне стало опять больно.

Зашевелился тот самый вакуум из вранья. Сплошного вранья и боли.

— Нет, пока кандидатов нет.

— А как же тот богач из Вашингтона. Весь городок гудел, что Грета станет невесткой конгрессмена? — парень нахмурился, а потом стушевался.