За завтраком долго рядились, кого оставить с Борисом. Кандидатура командира, само собой отпадала — ему надлежало побыстрее рулить на родину и разбираться с Барковым. Слишком много в процессе операции произошло непонятных моментов и разного рода «случайностей».

Супрун тоже мало подходил на роль сопровождавшего травмированного мужчину «рыбака».

А вот Палыч сгодился бы в самый раз. Во-первых, его солидный возраст и неторопливая обстоятельность характера естественным образом сближали с таким же флегматичным горцем — древним смотрителем. Во-вторых, он безо всякой театральности и притворства мог выдать себя за любителя рыбной ловли. Что, собственно, в этом необычного? Отправились с молодым напарником порыбачить в глухие места южной Армении, до горной речки добраться не успели — приятель скатился с обрыва и поломал кости. С кем не бывает?..

Матвеев особенно не возражал — куда ему было торопиться? На том и порешили.

— Постарайтесь в разговорах с дедом избегать темы: кто вы и откуда, — напутствовал майор.

— Сомневаюсь, что аксакал говорит по-русски, — вставил Илья.

— Тем лучше. Ну, а если вдруг дойдет до таких расспросов, скажите, что русские. Придумайте какую-нибудь легенду. Типа, строители; работаете в Армении — в совместной компании; у вас законный отпуск. Дескать, сообщать о несчастье никуда не надо, чтобы не дергать руководство и не будоражить семьи…

— Наврем — не беспокойтесь, — заверил снайпер и спросил: — Винтовку-то с собой возьмете?

— Зачем?

— Так ни к чему она нам тута. Не дай бог, дед узреет! Тогда Куцему придется врать — токо он так сумеет…

— Нет, — подумав секунду, мотнул головой Серебров. — Заверни ее в тряпицу и прикопай где-нибудь в лесочке. Сгодится на обратном пути — когда Борькины кости срастутся. А нам привычнее с пистолетами…

— Добро. Ну и вы тама поаккуратнее — на рожон-то по дороге не лезьте. По овражкам, по кряжкам… потихоньку и доберетесь. Чай сутки-двое ничего не решают.

— Не волнуйся, Серега — не впервой лесами да горами хорониться, — приобнял пожилого друга командир.

* * *

Смотритель спустился по тропинке в полдень. Неторопливо обошел отдыхавших в тени коз, присел на камень под деревом, поковырял перед собою палкой землю…

— Иди, Палыч — самое время, — хлопнул по плечу прапорщика Аркадий.

Тот поднялся, машинально отряхнул колени.

— Не забывай о почтительности — горцы это любят, — напомнил Илья.

— Не забуду — я и сам почти горец. Значит, если все нормально — я закуриваю сигарету и поправляю воротник куртки. Так что ли?

— Все правильно. Мы в таком случае оставляем здесь Борьку и отходим повыше в лес.

Снайпер потоптался на месте, неуверенно повел плечами:

— Ну, давайте прощаться. На всякий случай…

Куценко молча наблюдал, как Матвеев поочередно обнялся с друзьями; потом, повернувшись набок, провожал тоскливым взглядом его удалявшуюся фигуру. Кажется, он сильно переживал из-за случившегося с ним несчастья. И волновали его не собственные травмы — кости ломал не впервой — заживут, срастутся. Покоя не давало то, что внезапно менялись планы, что приятелям предстояло идти на север порознь. Да и вынужденное пребывание в найденном прибежище не добавляло оптимизма…

Прапорщик спустился со склона и напрямки двинулся к сидящему деду. Тот заметил его не сразу — видать, привык, что гости приезжают глазеть на монастырь на автобусах, да лимузинах. А, заметив, сложил ладонь козырьком у лба и рассматривал незнакомца до тех пор, пока тот не подошел вплотную.

— Как думаешь, договорится? — отмахиваясь от назойливой мошкары, спросил Серебров.

— Простые люди всегда договорятся, — успокоил Супрун. — Старик одинок и, вероятно, много лет прожил в горах. Такие люди легко идут на контакт и всегда помогают в беде.

Бывший неплохим психологом Илья, оказался прав — минут через пять мирной беседы старик поднялся и в сопровождении нежданного гостя направился к опушке леса. Матвеев при этом подпалил сигарету, выпустил густой клуб дыма и… поправил воротник куртки.

— Ф-фух! — облегченно вздохнул командир. — Получилось!..

— Уходим?

— Уходим. Ну, Борис, давай и с тобой прощаться…

За эвакуацией травмированного товарища они следили, лежа в кустах — в полусотне метрах от разбитого лагеря. Носилки были предварительно разобраны и сожжены; от них остались лишь две палки. Дескать, переломанный гражданин ковылял на одной ноге, а здоровый напарник только помогал, подставляя плечо…

— Потопали, — прошептал Супрун.

— Надеюсь, Куцый выкарабкается. А там потихоньку доберутся до нашей границы. Пошли…

Поднявшись, друзья взяли рюкзачки и зашагали вверх по склону. Им предстояло пройти по краю ущелья и выбраться на вершину хребта. А уж после повернуть на север.

* * *

Вдвоем и налегке шли быстро. Ближе к вечеру на безопасном удалении миновали Сисиан — небольшой городок на реке Воротан. Сквозь старинные каменные кварталы петляла узкая асфальтовая трасса «Степанакерт-Нахичевань»; севернее тянулось шоссе в центральную Армению…

Проходя сопочкой по-над дорогою, Илья с грустью посмотрел на резво бежавшие автомобили. Вздохнул:

— Эх, прав был Борька! Попался бы сейчас такой же душевный мужик, как тот, что подбросил до Агдама. Помнишь?

— А то! Километров сто отмахали на машине. Пешком, да с контейнерами три дня бы топали.

— Не меньше. Двух зайцев тогда убили одной гранатой: и от уродских джипов оторвались, и четверть всего пути за пару часов проделали. Сказка!..

Да, нынче о повторении той сказки приходилось только мечтать. Увы, но Аркадий был абсолютно прав, отвергнув предложение Куценко выйти на шоссе и проголосовать. Имей они при себе документы граждан Армении или хотя бы липовые визы в российских загранпаспортах — другое дело. А так — сказочное везение длилась бы лишь до первого КП дорожной полиции. Максимум — до второго…

До ночевки успели прошагать еще с десяток километров. Остановились у подножия трехтысячника, названия которого картографы почему-то не отобразили.

— Прохладненько здесь — градусов двенадцать. И дышать тяжело, — уселся на поваленное дерево Супрун.

— Две тысячи сто метров, — бросил на землю вещи Серебров.

— Охренеть. Я в Чечне однажды зависал с группой на такой же высоте.

— Надолго?

— Пару суток торчали — банду поджидали. Но то глубокой осенью было; днем — чуть выше ноля, по ночам — минус десять. Продрогли как цуцики, и башка постоянно кружилась.

— Черт с ним, с холодом. Лишь бы кто в гости не пожаловал.

— Дежурить ночью будем?

Майор осмотрелся по сторонам, поскреб затылок. И вздохнул: