Потому-то неприятные вопросы мог озвучить только Илья.

И, туша подошвой окурок, он действительно заговорил о самом главном:

— Слушай, Аркадий… а ведь твой друг Барков обещал…

— Я знаю, о чем ты хочешь спросить, — перебил Серебров. — Потерпи до большого привала на ночевку. Сядем у костерка и обо всем потолкуем — мне есть о чем вам рассказать. Но тема серьезная и требует времени. Договорились?

Приятель пожал плечами, встал и закинул похудевший рюкзачок за спину. Группа двинулась за командиром, отчего-то повернувшим строго на запад — вслед за садившимся за холмами солнцем.

Они внаглую пересекли нарезанный Барковым район — прямо у подножия самой высокой горы обозначенного им треугольника. Когда закончили восхождение на пограничный хребет, шедший последним снайпер вдруг крикнул:

— Командир, вижу внизу каких-то людей!

Остановились и шмыгнули за камни; начали наблюдать…

По дну неглубокого ущелья, который спецназовцы пересекли полчаса назад, быстро двигался отряд — человек тридцать хорошо вооруженных парней.

— А вот эти очень похожи на спецназ, — рассматривал их с помощью оптики снайпер.

— Дай-ка взглянуть, — попросил Аркадий.

Приятель был прав: крепкие ребята в камуфляже, с ранцами на манер десантных, в касках, с разнообразным оружием и снаряжением, в приличном темпе шагали вниз по ущелью — туда, где пара иранских вертолетов нарушила азербайджанскую границу. Впереди — на удалении метров двести, как и положено шла группа лидеров. За спинами у двоих майор разглядел мотавшиеся антенны мощных радиостанций. Еще двое тащили на плечах ручные пулеметы.

— Да, похожи на натовских спецов, — согласился он, возвращая винтовку. И немного выждав, поторопил: — Подъем, граждане — через час стемнеет. А нам еще нужно перевалить хребет, проскочить границу и разбить лагерь.

— Какую границу? Мы куда рулим-то? — поймал он на себе недоуменный взгляд Ильи.

— Для начала в Армению. Найдем укромное местечко для ночлега и спокойно обсудим дальнейшие действия.

Похоже, такой вариант на данном этапе устраивал всех. Мужики изрядно выдохлись, таская на плечах неподъемный груз; да и нервишки были на взводе от постоянного риска напороться на засаду или быть застигнутыми врасплох погоней. Оттого и не возражали — хотели согреться у костра, сварить супец из концентратов, и попросту выспаться…

* * *

Звезды исчезли с небосклона — небо затянуло сплошной облачностью. Верно, поэтому ночь была теплой и безветренной, словно предвещая кардинальную смену погоды.

Оказавшись в Армении, мужики слегка осмелели. Бедная страна — ни ресурсов, ни толковой армии, ни важного геополитического положения. Оттого, видать, и не чуралась дружбы с Россией. К тому же операция закончена: все невзгоды, преследования и прочие непонятки остались в Азербайджане. Можно распалить костерок и, повременив с дозором, посидеть вокруг пляшущих красновато-желтых языков…

Монолог Сереброва не растянулся по времени.

Глядя на «дышащие» угли костра, разведенного в приямке средь густого леса, он коротко поведал об электронном приборчике, снятом с запястья пожилого грузного мужика; о том, как тот вибрировал и высвечивал явно повышенные показания возле проклятых металлических ящиков. Поделился предположениями относительно финала операции и прилетавших вертолетов…

Друзья слушали молча. И с тем же молчаливым недоумением избегали смотреть в глаза друг другу после окончания невеселого рассказа.

А что им оставалось? Упрекать Аркадия в том, что доверился малознакомому человеку и втянул остальных в авантюру? Но, во-первых, он и сам оказался в том же идиотском положении. А, во-вторых, авантюрой эта операция была с самого начала — все это понимали и согласились участвовать в ней отнюдь не от хорошей жизни. Что они, собственно, потеряли? Супрун так и сидел бы в зоне; Куценко продолжал бы спиваться; Палыч скрывался бы у родственницы и костерил бы власть с проворными жуликами. А сам Серебров в поисках денег на операцию жены наверняка бы влип в какую-нибудь не менее скверную историю…

— Ладно, мужики, мы взрослые люди, и никто нас насильно сюда не тянул, — подбросил пару веток в костер Илья. — Давайте думать, как выбираться из дерьма.

— Может отсидеться в тихом месте? — предложил Борька. — А там, глядишь, и забудут про нас?..

— Это, в каком же, тихом? — подал голос Палыч.

— Черт его знает…

Обычно из уст Куценко ничего путного не вылетало, но то, что сказал сейчас Борис, пустой болтовней майору не показалась.

— У кого есть родственники или надежные друзья в Армении, в Грузии? — спросил он.

Приятели переглянулись, пожали плечами.

— Ясно. Отпадает. Какие еще предложения?

— Проще топать в Россию. Там и скроемся, — весомо изрек Матвеев. — Когда мне приспичило исчезнуть — полгода жил в подполье. И ни одна сволочь не просекла.

— Ты фээсбэшников в один ряд с бандюганами не ставь, — возразил подрывник. — Эти при желании кого угодно вычислят, а желание добраться до нас в данном случае будет огромное.

— Почему ты так думаешь?

И Супрун почти слово в слово повторил мысли Сереброва, тревожившие сутками ранее:

— А потому что мы в курсе их темных делишек с ураном. На кой черт им такие свидетели!? Уверен, что они еще до старта операции пробили всех наших родственников и друзей.

Опять помолчали. Потянули из пачек сигареты…

Первым очнулся Борька:

— Не, парни — фигня какая-то!

— Ты о чем?

— Ну, по родственникам понятно — про них и в личных делах написано, и выяснить можно. А про друзей — не согласен! У меня, к примеру, в каждом гарнизоне, где служил, их человек по тридцать осталось…

— Ты токо пьянь свою к делу не приплетай, — осадил прапорщик. — За гаражами портвейн хлестать — это одно, а придти и попросить отсидеться — совсем другой коленкор. И не просто отсидеться, а спрятаться так, чтобы никто не прознал: ни жена, ни дети, ни соседи! Понял?

Куценко по натуре был человеком легким и не обидчивым. К тому же давно привык к ворчливым нравоучениям пожилого товарища.

— Я о таких и говорю! — искренне заявил он. — О надежных, о тех, кому можно довериться!..

Сидели долго. Не взирая на усталость и желание выспаться. Все ж не байки травили с анекдотами, а решали вопрос первостепенной важности. Какие-то предложения отбрасывали сразу, какие-то обсуждали. В общем, спорили, мозговали, желая придти к единому мнению…

С давними привычками бороться трудно, а подчас и невозможно. Вот, к примеру, разгулялось сдуру апрельское солнышко — разогрело погодку до тридцати. А увидишь ли на улицах девок с голыми ногами и парней в футболках? Черта-с-два! Все одно «пакуют» тела в колготки и кожаные куртки. В июле же наоборот: бабахнет назло оракулам Гидрометцентра похолодание, а люди в майках фасонят. Трясутся, мурашки по спине гоняют, а трусов с начесом не надевают. Привычка! Или, что еще хуже — боязнь чем-то выделиться на общем фоне. Посинею, воспаление схвачу, но буду как все! И этим все сказано.